Джордже Менюк - Диск

– Он мне мил, – шептала Магда, – очень мил. Ты не знаешь, что это такое – любовь, потому что тебе из-за любви страдать не приходилось. Может, когда и вздохнул разок-другой. Ты свои любови пробовал, как соль с кончика ножа. А Адриан не такой. Он ни разу не захотел меня, вот потому он мне и мил. Он меня не хотел…

Я не сдержался и сказал:

– Вот именно, что не хотел.

– Заткнись! – лицо Магды потемнело. – Я знаю, почему он не хотел меня. Потому что всегда был увлечен своим делом. Он всегда, сколько я его знаю, был увлечен своей страстью.

– И что же это за страсть?

– Скажи, каким незнайкой ты умеешь прикидываться! Прямо-таки наивный дурачок. Ты знаешь его не хуже меня, знаешь, чем он живет и дышит, а еще спрашиваешь, что это за страсть! Лаешь, как собака в лунную ночь!

Магда наклонилась и осторожно поцеловала Адриана в небритую щеку. Потом погладила его вытянутую на простыне руку, заботливо поправила одеяло на груди. Я смотрел на Магду и недоумевал, что с нею происходит. Какая муха ее укусила? Она вообще никогда не говорила о любви и даже насмехалась над теми, кто пытался говорить о своих чувствах. И я никогда не замечал прежде, чтобы у нее было какое-то другое, чем, скажем, ко мне, отношение к Адриану. А она всегда возбуждала во мне желание. Все во мне кипело, стонало. Значит, она была ко мне равнодушна? И только притворялась… А я-то думал! Ведь не всегда же эти зеленые глаза были такими холодными! Какими же видел их Адриан? Хотя кто ее знает, Магду, возможно, она и сейчас не говорит правды? Да и не нужна мне ее правда. Как не нужна слякотная осень. Какой-то дурацкий водоворот жизни…

Адриан познакомился с Магдой в один из дождливых вечеров прямо на улице. Он предложил ей стать натурщицей и привел в свою мастерскую, которая была обыкновенной скромной комнатой, да и ту он снимал временно. Он вынужден был сделать это потому, что с отцом у него возникли нелады, которые особенно усугубились за последний год. Здесь, в этой комнате, он мог работать спокойно.

Девушка приходила в назначенные дни и часы. Она не пропустила ни единого дня, ни разу не опоздала. Сперва она бросала на Адриана нежные, зазывные взгляды, старалась принимать соблазнительные позы, она явно провоцировала его. Тогда Адриан раздражался, кричал на нее, гневно укоряя, что она портит своими дурацкими выходками все волшебство творчества. Магда притихала и покорно застывала в нужном положении. Уходя, она бросала робкий взгляд на холст, где и происходило волшебство творчества. В ярких пятнах непросохших красок она не узнавала себя и однажды, не выдержав, сказала:

– Мне кажется, я вовсе не такая.

– Для меня ты такая, какой я тебя пишу.

– Вроде бы не похоже…

Адриан мыл руки и не оглянулся на нее. Он только сказал:

– Потому что я вижу тебя по-своему. Я вижу в тебе то, чего не видят другие и даже ты сама.

Магда кивнула, хотя ничего не поняла из объяснения Адриана. Она довольствовалась похвалой художника, который называл ее «прелестной моделью». Но после этого разговора она уже не проявляла любопытства к его холстам. Одевшись, равнодушно проходила мимо. Впоследствии и самому Адриану перестали нравиться те немногие эскизы «Обнаженной натурщицы», над которыми он работал с таким старанием. Он признался однажды, что изобразил голое, без листьев, дерево и потому вышло все так холодно и манерно.

Я увидел Магду при первом моем посещении мастерской Адриана. Она сидела на тахте, полная молодой силы, и ела яблоко, глядя перед собой. Она не испугалась и не застыдилась, только сверкнула в мою сторону глазами. Адриан рассеянно посмотрел на меня, потом на Магду и спохватился.

– Возьми плед, – сказал он Магде.

Она лениво поинтересовалась:

– А зачем?

– У нас же гость! – теперь уже сердито ответил Адриан.

– А! – девушка рассмеялась, набросила плед на голые плечи. – Я и не заметила.

Но в ее взгляде, которым она посмотрела на меня, я уловил оттенок сообщничества.

Я пошел к ней в тот же вечер. Взяв за руку, она провела меня через темные сени, мимо тазов, ведер, табуреток и топчана, оттуда слышалось затрудненное, хриплое дыхание. «Это мама», – шепнула мне Магда. В бедной комнатушке огонек спички несколько секунд блуждал по стенам, пока Магда не нашла медный подсвечник с огарком.

– Не бойся, мама все знает, – сказала мне Магда.

Огарок замерцал желто и грустно, на стенах закачались наши тени. Слабый треск этой свечи и по сей день остался в моих ушах, на сетчатке моих глаз, в токе моей крови, в горле и ноздрях – запах стеарина и дешевых духов.