Филипп Майер - Американская ржавчина

Можешь идти дальше, а можешь прямо здесь наклониться чуть дальше вперед, еще немножко, полсекунды боли, а потом ничего. Я не боюсь. Но есть незавершенное дело. Много дел, но все их можно бросить. Вот только Поу. Только Поу – ты не думал о нем так, когда он вытаскивал тебя из реки.

Повезло, подумал он, повезло, что меня никто не видел таким. Ну тогда иди. Давай шагай. Ладно. Я спущусь с этого моста. Я спущусь с моста и сделаю свой выбор.

На третий день карцера явился тот же толстяк-надзиратель, опять поколотил дубинкой по прутьям и велел протянуть руки под наручники. – Не буду я с ним встречаться, – отказался Поу. – Ни сегодня, ни вообще.

– Ты должен подписать протоколы. Пока не подпишешь, даже своего гребаного адвоката не получишь.

– Не собираюсь я ничего подписывать.

– О господи, – вздохнул надзиратель. – И я еще удивлялся, как ты сюда попал.

Он все-таки подождал чуть-чуть, на всякий случай. Поу решил задать вопрос. Можно ведь просто спросить, и все. И выговорил в конце концов:

– А он не может сам сюда спуститься?

– Твою мать, нет, адвокаты не спускаются в долбаный карцер. У них наверху есть специальная комната, там все для тебя приготовлено.

– Ну а я с места не двинусь. Пускай сам приходит. – Знаешь, давненько я не видал такого тупого осужденного мудака.

– Я пока не осужденный.

– Что-то мне подсказывает, что за этим дело не станет.

– Пускай пришлет мне документы по почте.

– Ну смотри сам. Но имей в виду, она баба, адвокат твой. И на морду ничего себе, кстати.

– А сколько мне тут еще торчать?

– Недолго, – фыркнул охранник. – Совсем недолго.

Поу прислушался, как затихают шаги охранника. Соседи по блоку орали вслед, но тот невозмутимо шествовал мимо, будто оглох и ослеп. Поу решил, что недурно справился. Не сломался, не воспользовался вторым шансом. Но насчет третьего раза не уверен, сможет ли опять сказать “нет”. Уселся на койку. Громкоговоритель орет, зови на помощь, никто не придет, он вон битых два дня вопил.

Нет тут хорошего решения. Или он, или Айзек. Так, чтобы выпутались оба, не выйдет. В день, когда его выпустят из карцера, его будут ждать Кловис и остальные. Так или эдак, он все одно расколется – а заточка или адвокат, это можно выбирать. Как только адвокат узнает, кто прикончил Отто, он тут же отправится к окружному прокурору, и тогда Айзек займет его место. И может, Айзек сумеет разрулить это дело куда лучше, чем он, Поу. Вполне возможно. Айзек хоть и мелкий, но типа вооружен лучше. Мозгами покрепче. Да ты просто трусишь. Будешь и дальше очковать, знаешь, что получишь.

Поу сунул в рот последнюю дольку апельсина, оставшуюся от завтрака, еда отвлекает. Лежал, жевал и ждал, пока заполнится пустота, он мог быть либо пустым, либо полным, ну еще переполненным, но никогда в промежуточном состоянии. А люди ведь умирают каждую минуту. Каждый миг. И настоящее чудо – эта их убежденность, что смерть их не касается. Но никуда не денешься, смерть неизбежна. Обратно во тьму, это круговорот. Назад во тьму, по кругу, обнадеживает. Нет смысла откладывать. Спираль стыда и чувства вины, спираль заблуждений, воображаешь, что ты источник бытия, хотя по факту, рождаясь, ты просто будущее имя на могильном камне. Надгробие будущего. Предопределение, судьба. Его имя внесут в список славных людей. Где-то там существует такой список, и его имя с почетом туда впишут.

Фигня. Существует только смерть. Смерть и страх. И неважно, какой счет в твою пользу, герой ты или трус, это не имеет значения, это никак не изменит факт твоей смерти.

Он же хороший человек. От него даже бывала польза другим. Если бы он уехал в Колгейт, то есть бросил Бьюэлл, его бы не было дома в тот день, когда Айзек решил прогуляться по тонкому льду Мон. Это ведь был отважный поступок с его стороны. Айзек отошел от берега на добрых десять футов, ясно было, что лед его не выдержит, а потом он просто скрылся с глаз, и все, и Поу бросился за ним и тоже провалился, почувствовал, как проседает лед, и перепугался до жути, но не повернул назад. Он спас Айзека Инглиша. Это лучшее, что он вообще сделал на свете. Жизнь у Айзека была не из легких, но он отличный парень – редкий случай, вообще-то. О таком обычно не говорят, это не по-американски, что ли, но часто люди, у которых жизнь не ладится, просто последние сволочи, и чем тяжелее судьба, тем сволочнее человек. Но богатые – те еще гаже, они вообще в жизни ничего не понимают, Ли рассказывала про своих богатеньких дружков, так они рассуждают как умственно отсталые, реально, как будто у них с башкой совсем плохо, и если они так разбираются в жизни, то неудивительно, что наш мир настолько говеное место. Да почти все, реально, все люди полное говно. Ему в этом смысле повезло, он не из богатых, но и не нищий. И Айзек, когда передумал сводить счеты с жизнью, он ведь пришел к Поу. Это ведь Поу отогрел его, выслушал его, и они сидели и разговаривали всю ночь напролет. Ну если это не доказательство, тогда я не знаю уже. Это же свидетельство, что для всего есть причина, и хоть ты едва не прикончил того парня из Доноры, зато спас Айзека Инглиша. Это знак, и пошли они все на хрен, и Харрис, и прокурор, и все прочие, которых он даже не знает, ничего он им не расскажет, может, он и совершил в жизни один-единственный достойный поступок, но не собирается его профукать.