Как-то раз я смотрела телепередачу “Преступление в стиле модерн”, в которой историк Лев Лурье рассказывал об одном эпизоде российской истории начала XX века. Речь шла о конфликте полиции и жандармерии по поводу черносотенной организации “Союз русского народа”.
Герою этой истории, почти раскрывшему серию убийств сыщику Филиппову, жандармы велят прекратить расследование. И вот автор передачи говорит: “Возникает классический конфликт драматургии – конфликт между долгом и честью”.
Имеется в виду, что долг государственного служащего, состоящий в подчинении начальству, в данном случае желающему прикрыть дело против антисемитской организации, которую, как оказалось, само и поддерживало, вступает в противоречие с представлением Филиппова о личной чести. Но вот насчет классического конфликта драматургии автор слегка ошибся. На самом деле классический конфликт – не между долгом и честью , а между долгом и чувством .
Классицистическая трагедия строилась именно на таком конфликте. Так, в 1653 году во Франции была поставлена трагедия Пьера Корнеля “Сид”, действие которой происходит в средневековой Испании. В центре трагедии – любовь Родриго и его невесты Химены. Отцы влюбленных ссорятся, и Родриго должен вызвать на дуэль отца Химены. Сыновний долг вступает в противоречие с любовью. Родриго произносит монолог:
Пронзен нежданною стрелой,
Что в грудь мне бросил рок,
Мой яростный гонитель,
За дело правое я выступил как мститель,
Но горестно кляну удел неправый свой
И медлю, теша дух надеждою бесцельной
Стерпеть удар смертельный.
Не ждал я, близким счастьем ослеплен,
От злой судьбы измены,
Но тут родитель мой был оскорблен,
И оскорбил его отец Химены.
(Перевод Ю. Б. Корнеева)
Родриго убивает отца Химены, и теперь уже Химена разрывается между любовью и дочерним долгом. Долг здесь не противопоставлен чести, напротив, честь требует от человека, чтобы он выполнил свой долг, а поддаться чувству – значит преступить долг и тем самым поступиться честью.
Еще более наглядно реализуется конфликт чувства и долга в политической трагедии, где государственный или общественный деятель отказывается от любви во имя интересов государства, как в трагедиях Пьера Корнеля “Цинна” и “Гораций” на сюжеты из истории античного Рима.
Все это, конечно, имеет мало общего с конфликтом полиции и жандармерии.
Подмена, как это часто бывает, вызвана не только созвучием сочетаний конфликт между долгом и честью – конфликт между долгом и чувством . Здесь проговаривается подсознание российского интеллигента.
Дело в том, что русская интеллигенция с самого начала осознавала себя не только как социальная, но и как духовная общность. При этом интеллигенция в России всегда была более или менее оппозиционной. Она почти ни в какие моменты нашей истории не отождествляла себя с государством, а с другой стороны, имела свои отдельные отношения с народом: представление о том, в чем состоит ее долг перед русским народом и по какому пути должна идти Россия. В советское время государство и само относилось к интеллигенции подозрительно: оно ведь себя обозначало как государство рабочих и крестьян, интеллигенция в советском обществе была лишь прослойкой . Так что неприязнь интеллигенции и государства была взаимной.
Естественно поэтому, что поступление на службу к этому государству интеллигент всегда воспринимал как рискованное предприятие, чреватое конфликтом интересов. Выполнение долга перед государством в любой момент грозило вступить в противоречие с честью русского интеллигента. Конечно, именно в этом контексте историк, автор передачи, воспринимает и положение своего героя – честного и талантливого сыщика, который хочет служить интересам России, но сталкивается с противодействием государства. Потому и память историка так услужливо искажает формулировку хрестоматийного драматургического конфликта.
Действительно, что там конфликт долга и чувства : кровная месть, семейная вражда, дуэль с отцом возлюбленной – все это не так уж актуально. Вот когда ты преступников ловишь, а начальство их покрывает – это драма так драма.
Символ, конечно, дерзновенный
За несколько дней до Нового года мы с дочкой открыли новогодний марафон – пошли на первую в том сезоне елку. Елка, как водится, проходила в интерактивном режиме: персонажи периодически обращались к юным зрителям с вопросами. Дед Мороз загадывал загадки, а также осведомлялся, всегда ли детки говорят правду. Волк интересовался, в какую сторону пошла Снегурочка (тут, конечно, следовало ответить сугубую неправду). И вот в какой-то момент Снегурочка спрашивает: “Ребята, вот скажите мне, а сколько лет-то Дедушке Морозу?” Я задумалась: интересно, какого же ответа они ожидают от четырехлетних детей, если я – с высшим образованием и ученой степенью – оказалась в затруднении. Дети, впрочем, не смутились. Самая бойкая девочка (это не была моя дочь) уверенно ответила: “Семьдесят пять!” “О, если бы! – вздохнула Снегурочка. – Год-то мы какой встречаем? 2006! Ну вот!” От изумления я только и могла растерянно прошептать сидевшей рядом мамаше: “По-моему, 2005 лет назад родился кто-то другой…”
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу