Владислав Дорофеев - Ортодокс (сборник)

Это настоящее чудо, о чем свидетельствуют и очевидцы, заложники, которые рассказывают, что даже в момент нападения чеченские суки-смертницы со взрывчаткой на поясах, не чувствовали опасности, были как бы в оцепенении и растерянности. По молитве нашей врагам нашим и воздалось. Чудо произошло. Ибо усыпляющий газ подействовал не тотчас, у террористок оставалось время взорвать взрывные устройства на поясах и в зале. Наши молитвы услышаны.

Молитва каждого человека услышана Господом нашим, каждая искренняя молитва. Ибо Христова Церковь защищает свободу духовного выбора человека Бога от всякого насилия, будь то человеческое насилие, государственное, сатанинское, системное и разовое, случайное и намеренное, обретенное и наследованное, от всего, что лишает человека выбора, ибо все, что Богово, все имеет выбор. Ибо всякое событие, и даже государство, как концептуальное событие, Богу важно и безразлично; все Богу безразлично и потребно, все, что мешает или способствует спасению одной души человеческой, все отрицаемо или собираемо Богом, но все это Бог может и отринуть, и обрести, по Ему одному ведомым причинам и обстоятельствам. И тогда происходит чудо, необъяснимое и неведомое.

Чудо есть. Большая ошибка относиться к чуду, как к само собой разумеющемуся событию. Чудо – это всегда ожидание благодати. Благодать приходит по вере, но не по расчету. Кстати, все святые технологии построены не на расчете и прогнозе, но лишь на вере и благодати, что составляет сердцевину чуда в жизни.

Причем право на чудо дается только человеку богоудохновенному и ортодоксальному. Стало быть 23–26 октября 2002 года в России и мире, среди христиан, молящихся о нашей победе над безжалостным врагом, оказались и такие.

Трудно пробиться к православию. Ничего не получается. Не получается стать ортодоксальным христианином.

Тяжело отказаться от прежнего образа жизни, главное – мыслей, реакций и чувствований. Еще тяжелее обрести новый образ жизни, новые мысли, новые реакции и чувства. Но еще тяжелее теоретические представления о православном образе жизни превратить в собственную жизнь.

И совершенно непонятно, как совмещать светские цели с православными. Точнее: как на светские цели наложить православную конструкцию мотивировок, аргументаций, устремлений. Да так, чтобы ни одна из составляющих не пострадала. Не знаю. Да и возможно ли это.

Утвердительно я пришел однажды в христианство, в Русскую православную церковь, чтобы спастись. Потому что мой внутренний мир перестал быть цельным, собственно, этот мир прекратил существование, а вслед за тем и внешний мир рушился. Я во всем начал сомневаться, всего бояться, всякого вздоха и взгляда, всего внешнего мира, окружающего меня. Я стал бояться сделать не так, сказать не то и не о том, принять не то решение.

Инстинктивно я предпринял тот переломный шаг. Тогда еще неосознанно решив отказаться от прежней эгоцентрической конструкции мира, в центре которой – человеческая личность, человеческие преимущества, человеческие мнения, человеческие устремления, человеческие желания, то есть всегда личное – «я», или, что может быть точнее, – личное «alter ego».

Я решил, – тогда еще не сознавая этого, – влиться в христианскую конструкцию мира, в которой я полагал, есть для меня место, есть для меня цели, есть мои рассуждения, есть мой интерес, есть мои задачи, есть моя мотивация, данная мне Богом.

Отказываясь, поначалу неосознанно, от личностной конструкции мира, я принялся постигать сверхличностную конструкцию мира, в которой мой личный человеческий ум, мои человеческие страсти, мои человеческие рассуждения и нестроения – переместились бы из центра мира на одну из орбит.

Печальный результат: я христианином не чувствую себя даже сейчас, хотя от моего крещения минуло четверть века, из которых более половины срока пришлись на бытовое и вялотекущее православие, и лишь последние пять лет на осознанное воцерковление и воссоединение с христианской православной Церковью.

Увы, стремления мои втуне. Я оказался в недоумении перед жизнью. Я устал от отсутствия результата. Ощущение, что нигде и ничего у меня не получается всерьез, глубинно, единственно, так, чтобы привнести в жизнь человеческую новое качество. Все напрасно? Зачем живу, думал я, если нет у меня результата, которого до меня не было у людей, на земле?! Не понимаю.

Может быть, это воздаяние за утилитарное использование всего самого дорогого, – в намерениях, отношениях, словах, – в качестве средства обогащения материального и нематериального. Или просто закончилась инерционная программа жизни.