Владислав Дорофеев - Ортодокс (сборник)

Говорил с отцом Германом – благочинным монастыря. Он духовник братии. Не очень умный, но в нем много чистоты и святости. Настоящий монах, с утонченным восприятием мира, приобретенным постом и воздержанием, молитвами и духовной аскезой. Голос его странно тонок. Это – монашеский голос.

Отец Герман в разговоре со мной выделил все мои болевые устремления – дети («их непослушание»), семья («блуд и неопределенность»), отношение к обществу («спасение России начни с себя»), духовный отец («пойдешь туда-то, найдешь того-то»).

Сегодня залезали с детьми и отцом Севастианом на колокольню. Разруха. Но красота – дух захватывает.

Подрясник, ряса, пояс, клобук, мантия. Мантия – как крылья ангела. Мантию носил Господь.

Нынешние монахи не готовы к спору. Это, видимо, пока от слабости. Да и умом не блещут. Это, видимо, оттого, что лучшие в монашество не идут. А, возможно, и не шли никогда. Впрочем, вера в этом и не нуждается. Умные монахи – это проблема. Ум монаху вредит. Вводит в сомнение. Допустим, ушел бы в монашество Достоевский, остался бы один пшик. Еще один монах…

Чтобы понять сегодняшнее монашество, не надо его сравнивать с прошлым. Ибо монашество не умирало.

Удивительная традиция. Присутствующие в храме в начале службы читают «во здравие» и «упокой» братьев и сестер, умерших или здравствующих, имена которых назначены или заказаны для упоминания в монастыре.

Монахи уже не могут без молитвы, без службы, вне монастыря – у них в том потребность и нужда, и жажда. Это их смысл жизни. А многочисленные труды их только затем, чтобы обеспечить необходимым себя и свою службу по спасению своей души и людских душ.

Удивительно. Собираются монахи, которые молятся о себе и о нас, незнакомых им людях. И люди эти никогда этих монахов не узнают, не увидят, как и монахи их.

Я приехал понять, увидеть, узнать современное монашество. А нашел русского человека, вооруженного и усиленного верой в бога. Такой человек, действительно, способен был завоевать и обустроить полмира. Только такой и был способен на это. Дерзновенность – вот главное отличие такого человека от ныне распространенного.

Русский человек без веры – это просто скот жалкий. Впрочем, даже жалости он не достоин. Ибо это уже и не человек вовсе. Жизнь можно положить на то, чтобы вернуть русский народ к вере. Без веры – русский народ ничто, пустое место, которое можно даже не заметить.

Церковь – это высшая форма демократии – свобода выбора сохраняется навсегда.

В монастырских храмах были закутки для исповеди. Приятно. Эта древняя традиция на Руси утеряна.

В монастыре все держится на молитве. Все очень тонко организовано, и держится даже не на воле людей, но на воле преподобных отцов. И это все – реальность монастырская. И эта реальность не видна миру.

В монастырской церкви пахнет сапогами и ваксой, как в казарме. Служба и служение.

Икона – это часть божьего огня, божьей силы и это – Бог. Это, как маленький огонь и большой – суть одно!

В монастыре начинаешь вновь понимать значение и вкус изначальной еды – хлеба, гречки, молока, творога, чая, пшенки, риса, картошки, зелени. Это, оказывается, все вкусно и вполне сытно, и съедобно, и хорошо.

Единственное отличие коммунистических идеалов от церковных – принуждение. В монастыре нет принуждения. Общность в монастыре – добровольна. Похожесть даже в том, как церковь уравнивала простолюдина с богачом, аристократом, властью. Крестьянин Никон стал патриархом и изменил историю страны, сравнявшись властью с царем. Поэтому и русская православная церковь всегда была замешана на политике. В этом ее сила – и ее боль. А сила в ней, действительно, великая! Эту силу пыталась скопировать коммунистическая партия – потому и была построена по законам монастыря. Как сумасшедший пытается быть похожим на великого человека. А безбожие – это род сумасшествия.

Это было еще даже до возрождения (в 1988 году) монастыря. Альпинист, который ставил кресты, не удовольствовавшись оплатой, ночью снял с одного креста поперечину. Через год он благополучно скончался в расцвете сил. Крест до сих пор без поперечины.

Вчера, прикладываясь к мощам отцов-основателей, задел головой лампаду над Зосимой. Рака на троих сделана из платанов, поваленных бурей на Афоне.

Монастырские комары под юбки не лезут.

На седьмой день в монастыре я перешел от полного неприятия (3–4 день) общежития до абсолютного согласия и почти восхищения этой совместной жизнью.