Алексей Фомин - Затон

Экий вы, Арсений Захарович, либерал, однако, – с хитрой улыбкой на устах попенял ему управляющий, после того, как тот произнес тост в честь сормовских рабочих. – Думаете, таким образом своим для рабочего класса стать? Бесполезно-с. Их господа марксисты уже распропагандировали в пух и прах. Вы для них теперь классовый враг. Именно так-с. И никак иначе.

Я, любезнейший Иван Матвеевич, этого самого Маркса изучил получше господ социалистов. – Арсений Захарович поставил бокал на стол и внимательно поглядел на управляющего. – Что-то у него правильно, но не ново. А то, что ново, то… Чуши много, конечно. Злобы звериной… И врет он в главном. Ведь мы промышленники; то есть хозяева, инженеры и рабочие – суть единый класс. Класс творцов. Ведь это нашей волей, энергией, умом и руками созидается все вокруг. И только душевнобольные люди могут хотеть нас поссорить. Ведь мы единый организм. Если он распадется, то остановится прогресс человеческой цивилизации. Начнется всеобщее одичание и деградация. Необходимо любым способом остановить этих господ социалистов.

Сие от нас с вами мало зависит, – скептически заметил управляющий. – Это – дело правительства.

Это-то и печально. Политику правительства в промышленном вопросе едва ли можно назвать разумной. А мы с вами – между двух огней. С одной стороны правительство со своими драконовскими мерами, а с другой – так называемые «друзья народа» со своей человеконенавистнической пропагандой. Конечно, я признаю, что рабочим необходимо объединяться для отстаивания своих интересов. Но совсем не на той платформе, которую предлагают господа революционеры. Право слово, порой, хоть бросай все свои дела и занимайся организацией профсоюза для своих рабочих…

Застолье текло своим чередом. Поднимались на ноги люди, произносили здравицы…

Молодой рыжий верзила с круглым, щекастым лицом, густо усыпанным конопушками, выпив в очередной раз вина, поставил стакан на стол и недовольно процедил сквозь зубы:

Поят всякой дрянью… Могли бы уж и водочки по такому случаю расстараться. Конечно, плевать им на нашего брата-рабочего… Вон, Митька-то из-за них эка себе лоб рассадил…

Будет тебе, Чухлинцев, брехать-то, – оборвал его пожилой седоусый сосед. – Кто ж вам оболтусам виноват, что от башмака кусок откололся да Митьке в лоб? Ты ж и садил кувалдой… Бережнее надо было, с умом…

А тебе б, дядь Федот, только б хозяев защищать. Ничего, придет еще наше время. Отольются кошке мышкины слезки.

Дверь тихонечко приоткрылась, и в образовавшуюся щель кто-то явно обозревал кабинет.

Смелее, смелее, – подбодрил Эдя того, кто стоял за дверью.

Но стоящий за дверью не торопился обнаруживать себя.

Какого черта! – не выдержав, взорвался Эдя. Нажав кнопку громкой связи, заорал: – Ниночка, ну что за безобразие!

Никакого ответа. Тогда Эдя, пыхтя как самовар и бормоча себе под нос: «Ну, никакого сладу с этой дурой», – выбрался из-за стола и, подойдя к двери, резким рывком распахнул ее. Перед ним, виновато улыбаясь, стоял Вадя.

Привет, – сказал он.

Эдя выглянул в приемную. Так и есть. Ниночки опять нет на месте. Несносная девица. Гнать ее надо к чертовой матери.

Привет, Казанова, – ответил Эдя.

Вадя протиснулся мимо него и направился к своему столу.

Что означает этот цирк? – спросил Эдя, закрывая дверь в их общий кабинет.

Бросив портфель на стол, Вадя по-хозяйски расположился в своем кресле.

Ого, сколько навалило, – сказал он, проведя указательным пальцем по корешкам толстенных отчетов, сложенных аккуратной стопкой у него на столе. – Нефедов старается?

Так что это за обезьянничанье за дверью? – спросил Эдя, игнорируя его вопрос.

Вадя, деланно хохотнув, всплеснул руками и, как бы через силу, выдавил из себя признание:

Ну, хорошо, хорошо, додавил ты меня. Ну, боюсь я ее, боюсь… Пытался убедиться, что Аньки нет у тебя, вот и подглядывал, как школьник.

А почему опоздал? – продолжал давить на него Эдя. – Ведь обещался быть в десять, как штык.

Почему, почему… – Вадя выглядел уж совсем обескураженным. – Да все по той же причине. Думаю, в одиннадцать она уже либо уедет куда-нибудь на переговоры, либо будет сидеть у себя в кабинете. А в десять она скорее всего будет у тебя. Вот и… Конечно, я понимаю, что со стороны все это кажется смешным и… нелепым. Но… Знаешь, Эдь… У меня было много баб и со всеми я расставался по-разному. Бывало, что и со скандалом, и с угрозами. Но я всегда понимал, что это все ерунда. А с ней… Ты бы видел ее глаза, Эдь, когда она обещала меня убить. И вообще… Она же слов на ветер никогда не бросает. Раз обещает, значит сделает. Сам знаешь…