Алексей Фомин - Затон

Семен Герасимович, Митин дед, не только не возражал против появления в своем доме неожиданной постоялицы, но и оказался чрезвычайно рад этому обстоятельству. Все-таки одиночество достаточно неоднозначная штука. Есть в нем и положительные моменты, но отрицательных – куда больше. А благодаря новой жиличке и внук, глядишь, чаще появляться будет.

Так оно и оказалось. Митя заезжал к деду утром, забирал Анну, а вечером они опять появлялись вместе и подолгу ужинали, слушая дедовы байки. Так прошло восемь дней. Восемь дней безрезультатных поисков. Нет, совсем уж безрезультатными их назвать было нельзя. Каждый день их команда находила и осматривала на дне Волги какое-нибудь судно или суденышко. Или же какой-то фрагмент судна. (Нельзя было исключать, что во время войны в «Св. Анну», лежащую на дне, могла попасть шальная авиационная бомба или артиллерийский снаряд и разрушить затонувший пароход).

Анна даже представить себе не могла, сколько всякого корабельного железа хранит в себе Волга. Одним словом, за эти восемь дней была сделана большая работа, а предстояло сделать еще больше. Самое главное, что временные неудачи не убили энтузиазм участников экспедиции, а наоборот – лишь раззадорили их.

Они сидели во дворе под густой, раскидистой яблоней и пили чай. С ветки, как странный экзотический плод, свисала двухсотсвечовая лампочка, отгоняя от стола густую, плотную темноту. Пес по кличке Рекс забрался под стол и лег у ног Анны (за эти несколько дней они основательно подружились), время от времени высовывая из-под стола свою здоровую мохнатую башку и клянча у нее лакомый кусочек. Ей было здесь хорошо. Так хорошо, как дома, у мамы с папой. А может быть, даже лучше.

А дайвинг… Ее так увлек сам процесс поисков, что достигни сейчас они своей цели, Анне было бы жаль расставаться с этим увлекательным занятием.

Мить, а ты знаешь, кого я сегодня встретил на рынке? – Дед, намолчавшийся за день, вечером, когда у него появлялись собеседники в лице Мити и Анны, становился чрезвычайно словоохотливым.

Кого?

Иньку, одноклассника твоего. Он же был круглым двоечником, да?

Угу, – подтвердил Митя, засовывая в рот ложку с вареньем.

Так вот, он теперь милиционер. Старший лейтенант. Щеки разожрал – во! – Дед показал руками размер Инькиных щек.

Ну и что?

Как что? Он же двоечник. Я ему говорю: «Думал ты, Иннокентий, дворником где-нибудь или грузчиком, а ты – вон…» А он смеется: «Мне, – говорит, – исключительно умственная работа подходит». Но для умственной работы ум надо иметь. А откуда он у Иньки?

То, что человек в школе плохо учился, ни о чем не говорит, – возразил деду Митя.

Но тот все продолжал ворчать:

Правильно. Ничего не имеет значения. Я вот в этой вашей новой жизни ничего не понимаю. Вот сейчас у нас частных охранников – четыре миллиона. Милиции – два с половиной. ФСБ – миллион. А еще ФАПСИ, СВР, наркоконтроль, прокуратура, минюст, спецназы там всякие, и прочая, и прочая, и прочая. Это не считая армии. Миллионы и миллионы здоровых мужиков во цвете лет. И все охраняют. А кто ж работать-то будет? Кто будет производить? А?

А и не надо ничего производить, дед. Глобализация, понимаешь? – улыбнулся Митя. – Пусть производят китайцы. У них это дешевле получается. А у нас есть нефть и газ. Поэтому нам ничего производить и не нужно.

Слушай, Митечка, дружочек, коли кругом такая глобализация… Может, ты поговоришь с ней, с глобализацией этой, и она мне газ проведет, а заодно и канализацию. А то у меня до сих пор, как в тридцать пятом году, когда твой прадед этот дом поставил, отхожее место во дворе, и топить дровами приходится. А?

Ну, ты все утрируешь дед…

Да, – продолжал сокрушаться дед, – ничего я не понимаю в нынешней жизни. Ты, Митя, уже в четвертом поколении инженер. А сколько поколений корабелов в нашем роду – не счесть. Для Ивана Грозного еще наши предки суда строили. Да… И всегда были нужны государству. Твой прадед, а мой отец, Герасим Чухлинцев приехал сюда из Сормова и строил этот завод с первого камня, с первой траншеи. Потомственный рабочий, еще с дореволюционным стажем. Потом получил высшее образование…

Дед, ну ладно, – взмолился Митя, – я все это миллион раз слышал. Давай сменим пластинку.

Раздраженный тем, что его, как птицу, сбили на самом взлете красноречия, Семен Герасимович какое-то время молчал, нарочито шумно прихлебывая чай и звеня ложкой о розетку с вареньем.

Что-то сегодня молчит наша прелестная Аннушка, – начал он новый заход. – Устала, наверное? Загонял тебя, небось, Митька со своим дурацким дайвингом?