Владислав Дорофеев - Остров Валаам (О.В.)

Практически у всех женщин, которые мне встретились на Валааме, проблемы с мужьями, и нет удовлетворенности в семье.

Им всем неловко об этом говорить. Женщине стыдно быть без мужчины. Женщине неловко быть одинокой. И тогда она либо бравирует этим, либо скрывает это тщательно, становясь фурией, и делает либо карьеру, либо превращается в развратную женщину, либо преждевременно умирает от болезней, либо тиранит семью, мужа доводит до самоубийства или алкоголизма (что почти равнозначно), либо едет в монастырь.

У каждого свой путь. Бог – един. Но путь свой. Каждый ходит под Богом, но каждому свое устроение.

Взрослые люди делаются в монастыре ровно дети: шалят, говорят как дети, даже ведут себя детьми.

Монастырь привлекает людей не от мира сего, людей блаженных – больше, меньше – с дефектом каким-то социальным, человеческим, что не позволяет этим человекам! чувствовать себя удовлетворенными, живыми, счастливыми в обычном мире, полном людей, но часто оставленным Богом.

Люди здесь работают, как они сами любят говорить, – «во славу Божью».

Загорелся мосток к Никольскому скиту. Тушили всем миром.

Пьяный водитель, который первым увидел огонь, кричал во время тушения: «Это мой остров. Кому угодно шею перегрызу».

На Валаам приехала группа православных поляков (по крови поляков) из Польши. Они молятся и ставят свечи, как мы. На что они и говорят: «Мы – русские, но без государства…».

Валаамский монастырь на горушке стоит.

Чтобы к нему подняться, надо пройти по ступенькам вверх. Идти тяжко. Поднявшись, будто вдыхаешь новые силы, входишь в горние, получаешь силы новые, и начинаешь жить в ином измерении, ином темпе, иной силе.

И лишь вспоминаешь о будущей, грядущей обязанности спуститься вниз. Потом, спустившись, чувствуешь, понимаешь силу и напряжение, в которых ты жил, будучи в горнем.

Так и на пути в рай. Тяжко идти, тяжела юдоль. Но награда будет.

А как же легко спускаться с горушки.

Так и в жизни. Легко упасть.

И как же тяжко подняться и взойти в горние. И это уже иной мир напряжения, здесь наверху дышится труднее, здесь давление выше, давление небес. Задыхаешься, поднимаясь сюда в горку по лестнице.

И это все небожители – даже миряне, волею судеб сюда попавшие.

Но если не спускаться, то и усталости нет никакой вовсе.

Мы сидели с детьми на горушке и выясняли отношения.

И были мы в центре мира.

И только здесь, только в этом месте мы могли до всего договориться, все понять и уяснить.

И мы все поняли, до всего договорились, все уяснили, уйдя с горушки просветленные и умиротворенные.

Время остановилось. Не до Бога. Да, не до светского Бога. Но до Бога, в которого мы верим.

Вера в Бога и земная Церковь – это вовсе даже не спектакль, не представление – ни для одного, ни для многих.

Вера в Бога, и Церковь земная – это есть спасение человеческой души, и часто, о-о-очень часто – это уже последняя возможность в решении земных, не решаемых земными средствами и человеческими средствами, человеческих проблем.

Нельзя узурпировать Бога. Чувство узурпации Бога возникает от тщательной и продолжительной жизни человека в Церкви, от долгих душевных мытарств перед Богом.

Начинает уже казаться, что Бог только твой и более ничей. И возникает огромное чувство радости от чувства сопричастности, и возникает подобие интимной внутренней жизни при общении с Богом. И религиозная жизнь приобретает личностный характер.

А дальше, как выясняется уже довольно скоро, при случайном соприкосновении с церковной жизнью другого человека (не важно, с более или менее ревностным религиозным чувством, нежели у тебя – да, и кто может сравнить, кто возьмется?), что Бог, который казался только твоим, – не только твой, но и другого человека.

И вот тогда-то, вот в этот самый момент, возникает не просто чувство зависти, а и даже чувство раздражения, будто кто-то нарушил твою территорию, вторгся в зону твоих интересов. Это – опасное чувство, ибо Бог – не есть твоя собственность.

И опасность этого собственнического чувства состоит даже в не эгоизме, но, прежде всего в том, что чувство собственности по отношению к Богу – это крайне примитивное чувство, еще доветхозаветное чувство, это – язычество, состояние, когда человек мог придумать себе любого бога, которого нет ни у одного из живущих на Земле.

Бог вообще не может быть собственностью со стороны человека. Но всегда человек – есть собственность Бога.