«А ты, паренек, — произнесла карлица в спину Никите, — от написанного не отмахивайся! Не для того оно попадается на глаза, чтоб отмахиваться!».
«Откуда она знает про мать?» — поинтересовался Никита у отца уже в коридоре.
«Эти гадалки, — вздохнул отец, — любят болтать по-итальянски, делать вид, что что-то знают. А в остальном… удивительно бесполезные особы! — произнес с выстраданной убежденностью. — Никчемные прыщи на коже человечества. Но… чешутся. Не чеши, не обращай внимания. Само пройдет».
Уйдя из газеты, отец немедленно (как будто не писал об этом два года кряду) забыл про благотворные для экономики финансовые пирамиды, про добрых отечественных предпринимателей, собирающихся возродить великую Россию.
Теперь он сотрудничал даже не столько с патриотическими, сколько с какими-то социально-сюрреалистическо-эзотерическо-астрологическими изданиями, названия которых — «Третья стража», «Натальная карта», «Прогрессивный гороскоп», «Солнечная революция» — мало что говорили рядовому потребителю печатной продукции. Да и продавались эти издания не в киосках, а в определенных местах у определенных (на вид тронутых умом) людей в определенное время, допустим, с трех до семи в переходе между станциями метро «Охотный ряд» и «Театральная площадь». Может быть, именно в это время по переходу шествовала невидимая миру «Третья стража», осуществлялась в небесах «Солнечная революция», «Прогрессивный гороскоп» одерживал верх над… гороскопом реакционным?
В своих статьях отец называл власть не иначе как «сборищем казнокрадов и духовно-нравственных, ушибленных Сатурном, уродов», терпящий же эту власть народ — в лучшем случае «стадом Неба», в худшем — «быдлом Горизонта». Одна из отцовских статей, помнится, так и называлась: «Между стадом и быдлом».
Савва усмотрел в этом названии, наглядное проявление экзистенциальной немощи социально-сюрреалистическо-эзотерическо-астрологической оппозиции, идеологом которой вдруг объявил себя отец. По его мнению, между стадом (Неба?) и быдлом (Горизонта?) не было… ничего, а вот над стадом и быдлом онтологически (Никите, правда, послышалось: отечески) возвышалась фигура пастуха с кнутом, наличие (или отсутствие) которой, собственно, и определяло превращение стада в быдло и наоборот.
«Человечество не может социально или духовно самоорганизоваться посредством знаков Зодиака и атмосферных терминов, — помнится, заявил Савва, — человечество может самоорганизоваться исключительно посредством… нечеловеческой воли конкретного человека».
«А почему не Господа нашего Иисуса Христа?» — возразил, помнится, Никита, только что вернувшийся из упрятанной в бетон церкви и еще не утративший благоприобретенной просветленности..
«Потому что, видишь ли, в планы Господа нашего Иисуса Христа, — ответил Савва, — самоорганизация человечества не входит. Но самоорганизация конкретного человека, быть может, входит, чтобы тот, значит, в свою очередь понудил человечество к самоорганизации, но, так сказать, без компрометации Господа, то есть как бы по собственному почину».
«И этот человек… ты?» — усмехнулся отец.
«Нет, — вздохнул Савва, — но я ищу его днем с огнем».
«И не находишь?» — удивился отец.
«Уже ослеп от дневного огня, — сказал Савва, — а человека нет как нет».
«Может, ищещь не там?» — спросил отец.
«Может, не там», — не стал спорить Савва.
«Самый верный признак, — сказал отец, — когда беспричинно девки любят. Это — или есть или нет. Все остальное — можно приобрести, добавить, присовокупить, наработать, выстрадать и присвоить при наличии, так сказать, заинтересованных людей. Отчего сам не хочешь?»
«Беда в том, — с грустью ответил Савва, — что больше всего они любят подонков, алкашей, сутенеров, лжецов, воров и многоженцев, более всего же ненавидят тружеников, философов, верующих, умеренных в грехе, истинно нравственных и ответственных мужиков. Сдается мне, они любят меня по ошибке. А если не по ошибке, то… по убывающей. К тому же, мне не дано обливаться слезами над… вымыслом, — вздохнул Савва, — социальным вымыслом. Слезинка ребенка, голодный хрип старца, сладкий стон любви для меня всего лишь частности. Я не смешиваюсь с жизнью, как бензин с водой. Мои крылья устроены таким образом, что народное горе, равно как и народное счастье, надежда, мечта, тщета и так далее, включая беспричинную любовь девок, их не колышит. В мои крылья задувает иной ветер».
«Какой же?» — усмехнулся отец.
Читать дальше