Юрий Козлов - Реформатор

Если Никита Иванович и сожалел о чем-то, пока их выводили из автобуса, строили на шоссе, подробно (как рабов на невольничьем рынке) осматривали, так только о том, что не удосужился обзавестись останавливающими сердце часами «Транзит». Тогда можно было бы воспринимать происходящее с известной долей (черного, естественно) юмора.

Захватившие их люди мгновенной и однозначной идентификации не поддавались. Между собой они изъяснялись на примитивном английском, из чего следовало, что автобус угодил в лапы интернациональной банды. Собственно, это не сильно удивило Никиту Ивановича. После Великой Антиглобалистской революции в мире возникли сотни национальных государств, правители которых не могли договориться ни о чем. В то же время отребье, подонки всех стран и народов находили общий язык неизмеримо быстрее. На острове Кипр у них имелось подобие собственного государства. От английской военной базы им досталась мощная радиостанция, с которой они разносили по всему миру хулу на постглобалистские (национальные) добродетели, грозились забросать ядерными бомбами всякого, кто посягнет на их змеиное гнездо.

Никиту Ивановича немало удивило, что в одежде каждого из бандитов присутствовала какая-то нелепая, неуместная деталь. Один, определенно китаец, был в обтягивающих голубых трико с… гульфиком. Другой — белый, но с печатью вырождения на лице — в двурогой полосатой, средневековой какой-то шутовской шапке. А, видимо, бывший у них за главного, огромный, как закопченная нефтяная цистерна, негр с вывернутыми наизнанку лиловыми губами — так и вовсе в расходящемся на заднице тесненьком фраке, в серебристом цилиндре и с тростью, которая вертелась в его руках, как пропеллер.

А вдруг, подумал Никита Иванович, это всего лишь бродячий цирк?

Он слышал, что в последнее время в моду опять вошли бои гладиаторов. Слышал и о том, что во многих странах суды приговаривали обвиняемых не к каким-то там срокам заключения, а предоставляли им возможность отстоять свою невиновность в сражении с дикими животными — волками, или леопардами, расплодившимся за годы Великой Антиглобалистской революции на европейских просторах в великом множестве. Как правило, сражаться с волком или леопардом надо было на специальной (судебной) арене и голыми руками. Иногда, впрочем, если дело не представлялось бесспорным, обвиняемому выдавали скромное оружие — столовый нож, двузубую вилку, или короткую дубинку. Если же его вина не вызывала сомнения у судей, участь обвиняемого (однозначно) решали разъяренные быки, лоси и зубры.

Никита Иванович сам видел в каком-то журнале снимок быка, блистательно доказавшего в Андалузии вину уже более пятисот преступников. У него были огромные заточенные рога и строгая, но справедливая морда (прокурора). Кажется, его звали Санчесом. По всей Испании народ теперь ходил в суды, как раньше на корриду. Самое удивительное, что консервативные и гордые испанцы очень быстро привыкли к тому, что верх отныне всегда одерживал бык, а не (как раньше) тореадор. Преступность в Андалузии практически сошла на нет. Поэтому, дабы Санчес не простаивал, не терял форму, к нему на праведный суд везли обвиняемых со всей Европы и даже из Африки.

Никита Иванович приуныл.

Он не обольщался относительно своих боевых талантов. Его или позорно (как барана) заколют в цирке, или затравят дикими зверями в суде под хохот зрителей.

Между тем огромный негр в цилиндре и китаец в трико с гульфиком приблизились к нему. Они уже осмотрели всех пассажиров, кроме Никиты Ивановича и Малины, вышедших из автобуса последними.

— Open your mouth, show me your teeth, — прикоснулся тросточкой к плечу Никиты Ивановича негр.

Стыдясь Малины, самого себя, всего мира и Господа Бога, Никита Иванович широко распахнул пересохший (и, надо думать, не благоухающий) рот, в провал которого китаец, как в какую-то крысиную нору или выгребную яму, немедленно направил тонкий луч неизвестно откуда (из гульфика?) извлеченного фонарика.

Лоб Никиты Ивановича, как алмазами, украсился крупными каплями холодного (трусливого) пота. Он почему-то решил, что ему будут вырывать последние зубы.

— Нет, он не эльф, питающийся нектаром и лепестками роз, — заметил, брезгливо отстраняясь, негр.

— И я, скрывающий во рту развалины почище Парфенона… — неожиданно процитировал неизвестно чьи стихи китаец, — хожу тра-та-та-та и что-то там такое. Когда ты был последний раз у дантиста? — вдруг строго осведомился он у Никиты Ивановича по-польски.