Юрий Козлов - Воздушный замок (Журнальный вариант)

Что-то похожее читал Андрей и в глазах Володи, серых, как туманное лесное утро. Читал и поражался: неужели Володя, разгадывающий души зверей и птиц, не может разгадать его, Андрея! «Что за охота Володе обманываться во мне!» — не понимал Андрей. Потом неожиданно догадался: всегда, всю жизнь человек обязательно должен в чём-то обманываться. Иначе не бывает.

«Но ведь я… — повеселел Андрей, — не хочу, совершенно не хочу ни Володе, ни Анюте, ни кому бы там ни было причинять зла! Даже наоборот! Всем хочу добра! Значит, не так уж Володя во мне и обманывается…» Андрею показалось, он понял Володю. Да, тот, конечно, читает души, но совсем не так, как Андрей. Одно и то же может им открыться, но по-разному это в них отзовётся. Андрей попытался перевоплотиться: интересно, каким увидел его Володя? Точно солнечный луч сквозь дырявые облака, прошёл взгляд сквозь прочитанные книги, воздушные замки, сквозь белую пену чужой мудрости. Лёгкой, подчиняющейся любому дуновению, плавающей без руля и без ветрил оказалась пена… А дальше, под ней, кобальтовая вода, природно-тёмная, но пока ещё ничем не омрачённая, «Это иное, иное, которое никто не может разглядеть, красит воду в кобальт», — подумал Андрей.

Но не безмятежной была вода. Сверлили её невидимые течения, волновало иное. Это они заставили Андрея впрыгнуть в чужое окно. По их воле он затеял неравный бой возле беседки. «Но ведь этого мало! — думал Андрей. — Что же, выходит, пока я… никто и ничто? Точнее, неизвестно что? И Володя это понимает! И… дружит со мной, потому что только лишь надеется, что я настоящий? Подчиняется мне лишь из одной этой веры-надежды? Так что за охота ему во мне обманываться? Володя, Володя… — вздохнул Андрей, ощущая уже некоторое своё превосходство над другом, над необъяснимой его зависимостью от этой веры-надежды. — Ах, Володя… Да, ты свободен, но ты слишком прост, увы, Володя, ты прямолинеен! Ну почему я не знаю языка зверей и птиц? Может, тогда мне бы что-то в тебе открылось… Такое, что… ну смогло бы поставить нас рядом… Почему лишь язык мечтаний да неутолённых страстей мне понятен? Я не различаю, где мои собственные страсти, а где придуманные? Где я, а где не я? Володя, Володя… Неужели ты не чувствуешь — воздух полон страсти?! Воздух жжёт, воздух холодит, воздух возвышает и повергает в отчаянье! И всё это воздух, воздух… Пустой воздух, но он мне дороже реальности! Володя, Володя…»

Какое удовольствие доставляли Андрею их вечерние и ночные беседы у него дома! Книги на высоких стеллажах сливались в сплошную тёмную массу, напоминали отвесные прибрежные скалы, от которых отчаливает на утлом судёнышке отважный мореход. Темны, смутны были поначалу мысли Андрея. Но как изощрённо, вдохновенно он врал! Отвратительный и пленительный демон лжи охотно подставлял свои скользкие крылья. Дикий буйный плющ вранья вплетался в каждую фразу, в каждую историю, рассказываемую Андреем.

— Видишь эту бутылку, Володя! — спрашивал Андрей, показывая облепленную землёй и опилками бутылку рома без этикетки, которую накануне отец вытащил из дачного подвала, чтобы поддержать тонус краснодеревщика, реставрировавшего у них в квартире старые шкафы. — Это особенная бутылка, Володя! Дедушка был на Филиппинах, гулял по берегу океана, прибой вынес её ему прямо под ноги… Наверное, этому рому лет триста!

— Рому! Почему рому?

— Конечно, рому! Что ещё тогда пили моряки? «И-хо-хо и бутылка рома… пятнадцать человек на сундук мертвеца!» Ты посмотри, какая пробка, какой вензель…

Пробка и вензель действительно были нездешние, но, даже если бы там было написано «Росвинпром», Володя всё равно бы не усомнился в словах Андрея. Это пробка лжёт, а друг всегда говорит правду!

— Давай, — сбивался на шёпот Андрей, — давай его попробуем… — И уже бежал на кухню, выдёргивал штопором из пузатой бутылки пробку. Бутылка издавала хлопок, похожий на выстрел, пробка на штопоре загадочно раздувалась и казалась живой, дышащей. — Смотри… — говорил Андрей Володе. — Сейчас уже нет таких пробок… Ты видел когда-нибудь, чтобы пробка так себя странно вела!

— Никогда… — соглашался Володя.

А Андрей уже верил, что рому триста лет, что океанский прибой вынес бутылку под ноги якобы прогуливающемуся по пляжу на Филиппинах дедушке, пропавшему без вести в первую мировую.

Таинственно светился маслянистый ром, как бы скрывая страшные тайны, нехотя булькал по пути в бокалы.

— За нашу дружбу! — Андрей поднимал бокал, рассматривал на свету. — Чтобы она была такая же крепкая, как этот ром!