Юрий Козлов - Изобретение велосипеда

Александр Петрович с интересом следил, что читает Гектор. Никакой системы… Переводная литература, русская классика, какие-то сомнительные издания начала века (откуда он их берёт?), яркие английские журналы, где красивые женщины курят белоснежные сигареты, пьют и красивых бокалов, а рядом стоят красавцы-атлеты парни и ласково смотрят на женщин. Почётное место на полки Гектора занимала книга «Сексопатология женщины».

— А почему именно сексопатология? — спросил Александр Петрович. — Поверь мне, это довольно редкое явление… Нормальные женщины тебя уже не интересуют?

Гектор покраснел.

— Эта книга здесь уже год валяется, — ответил он. — Я не помню, кто её мне притащил…

Однажды Гектор принёс тяжеленный том «Истории воздухоплавания» 1911 года издания.

— А это зачем? — поинтересовался Александр Петрович. — Решил стать лётчиком?

— Интересно, — ответил Гектор. — Тогда авиация только начиналась, тогда такие вещи интересные происходили! Один французский лётчик во время полёта над Ла-Маншем оставил штурвал и пошёл чинить крыло. А самолёт летит! Только-только он исправил крыло, самолёт перевернулся, и лётчик полчаса висел над водой, держась за стойки… А самолёт летит! Потом ему каким-то чудом удалось вернуться в кабину и выровнять самолёт… Разве это не интересно? В конце концов, этот лётчик погиб во время спирального полёта вокруг Эйфелевой башни. Разбился… Тогда люди не просто летали! Тогда за этим стояло что-то ещё… Зачем взлетать по спирали вокруг Эйфелевой башни?

— Ты забиваешь себе голову разной чепухой, — сказал Александр Петрович.

— То, что для меня интересно, для меня не чепуха… — ответил Гектор.

Так дома появилась книга про отравителей Борджиа…

Однажды Александр Петрович спросил у сына, нравится ли ему современная литература?

— Какая литература? — переспросил Гектор.

— Скажем, современная проза, — уточнил Александр Петрович.

Гектор снисходительно улыбнулся. Александр Петрович пожалел, что задал этот вопрос.

— Мне нравятся русские классики, — ответил Гектор. — Они умели исповедоваться… А современные писатели, если исповедуются, автоматически становятся в позу. Мне кажется, любая исповедальность сейчас не больше, чем поза…

— По-твоему, нельзя писать от первого лица?

— «Я» русских классиков было мягким, добрым, осторожным в суждениях, отзывчивым, — сказал Гектор. — Их «я» страдало и переживало, заставляло плакать, грустить, одним словом, было прибавлением к «я» читателя… А «я» современных исповедальников мне чуждо! Больно уж они нахальные…

Однажды Александр Петрович зашёл в комнату к сыну и увидел, что Гектор читает Шопенгауэра. Александру Петровичу стало смешно. Он подумал, какие отклики находят в сознании Гектора такие категории, как «воля», «рефлексия» и т. д. «Бедный Гектор!» — подумал тогда Александр Петрович. Вскоре он застал Гектора с произведением Юма…

Молодой герой Александра Петровича иначе смотрел на жизнь. Это был парень, живущий в реальном, а не в выдуманном мире, как Гектор. Если Гектор, как казалось Александру Петровичу, шёл по тропе познания в тесноватой кольчуге из слова «интересно»,то парень, наоборот, старался разобраться во всём. Если Гектор строил из себя эдакого всепонимающего, всё испытавшего и всё познавшего странника, то парень был искренним, честным, простым. Он влюблялся и писал стихи, говорил, что думал, сознавал, что, да, пока он молод, многого пока не знает и многому готов учиться… Гектор ломал себя, витийствовал, парень же мужественно преодолевал трудности сам, не впадал в истерику, жил так, как подсказывала ему совесть, без оглядки на эталон, которому во что бы то ни стало надо соответствовать. Такой герой казался Александру Петровичу очень симпатичным. Роман двигался вперёд, настроение у Александра Петровича было хорошее.

Карай лежал под письменным столом. Ему так хорошо спалось под стук пишущей машинки! Вот только хозяин бы не наступал ногой на ухо…

В обеденный перерыв Александр Петрович пошёл на почту звонить. Поговорив с женой о том, о сём, Александр Петрович спросил, как дела у Гектора.

— Аттестат получил, всё нормально, — сказала Татьяна Михайловна. — Просит сорок рублей на джинсы и хочет на неделю уехать к Благовещенскому на дачу заниматься. Знаешь, мне этот Благовещенский давно не нравится…

— Знаю. От него вином пахнет! — вспомнил Александр Петрович.

— Как ты думаешь, отпустить?