Маша Трауб - Вся la vie

Женька меня уважал. Потому что к нему никого из детей близко не подпускали даже на улице, не то что домой в гости. Он умел заражать одним взглядом. Только на меня его способности не действовали. Даже когда он эпидемию свинки в детском саду устроил, я не заболела. Женька, веривший в то, что может кого угодно «заболеть», был уверен, что я знаю «антимикробное» заклинание. За такое знание он разрешал мне отхлебнуть из своей бутылки сиропа. Вообще-то сиропа у него было много – маленькие бутылочки стояли на подоконнике, на выбор. Сироп из шиповника, брусники, облепихи… Я знала, что Женька к ним равнодушен, хотя мог пить сколько захочет. Но он все равно жадничал и разрешал мне выпить только чайную ложку. Он лично отмерял количество – брал ложку, долго выбирал бутылку, ту, где побольше осталось, и наливал. Торжественно передавал мне ложку и следил, как я пью и даже облизываю с ложки капельки. Женька непроизвольно тоже облизывался. Он никак не мог понять, почему мне эти сиропы так нравятся. Он смотрел на бутылку, нюхал – а вдруг там не сироп, а что повкуснее – и пожимал плечами.

Женьке разрешалось спать сколько захочет, потому что тетя Наташа считала, что «во сне выздоравливают». А когда Женька просыпался, ему разрешали не убирать постель. Потому что он мог вспотеть и потный пойти на кухню. А на кухне форточка открыта, и ребенка может продуть.

Единственное, что в Женькиных болезнях мне не нравилось, – это то, что нужно ходить в платках. Он все время ходил перемотанный – или крест-накрест на животе, или с замотанным горлом. А когда у него воспаление среднего уха было, так ему еще и голову перемотали.

Я не болела, потому что у меня был дядя Ося. Мама его нашла, когда ей сказали, что у ее дочери бронхи недоразвитые.

Дядя Ося умел шевелить кустистыми бровями, двигать ушами и лечить моего любимого зайца. Я узнавала, что к нам должен прийти именно он, по раскладу на кухонном столе – джезве с кофе, рюмка коньяка и пятирублевая купюра. Дядя Ося был педиатром. Мама говорила: «От Бога». А дядя Ося всегда ей отвечал:

– Я тебя умоляю, только не рассказывай бедному еврею про Бога. – А после этого ко мне обращался: – Машенька, слушайся маму. Ма-мы – они мудрые. Я вот свою не послушался, и видишь, что из меня получилось?

– Что? – не понимала я.

– Старый больной человек. А был бы зубным техником, как мама хотела, меня бы женщины любили.

– Почему?

– Потому что тогда бы, Машенька, я был бы богатым старым больным человеком. А это – две большие разницы.

Он это так грустно говорил, что мне его жалко становилось. Очень-очень.

– Дядя Ося, я тебя люблю.

– Ты меня жалеешь, – почему-то догадывался дядя Ося.

– Да, жалею и люблю.

Однажды дядя Ося приехал, не заглядывая в ванную и ко мне в комнату, сразу прошел на кухню, выпил коньяк, а пять рублей не взял. Мама сказала, что дядя Ося уезжает – далеко и навсегда. В другую страну, где ему будет хорошо, потому что там все такие, как дядя Ося. Я представила себе такое замечательное место, где ходит много-много кустистых дядь Ось, они шевелят ушами, лечат зайцев и пьют коньяк. На следующий день у меня впервые в жизни поднялась температура. Мама стояла надо мной и плакала.

Утром в нашей квартире, когда Васе было пять дней, раздался звонок. На пороге стояла женщина в красном берете, с тяжелым пакетом с эмблемой супермаркета.

– Здрасьте, я ваш участковый, медсестра уже была? Нет? Ну ладно, где ваши документы? – Женщина прошла, села в кресло и начала писать.

Я смотрела на ее красный берет, на котором красиво таяли снежинки. Ее пакет лежал на ковре и тоже подтекал.

– Как зовут ребенка? – задавала она один вопрос за другим. – Кем папа с мамой работают? Журналисты? Понятно. Вечно спешите, времени нет, могу в поликлинике принимать вас без очереди. Позвоните, договоримся. Так как ребенка зовут? Василий? Это вы в честь Теркина? Журналисты, книжки вроде читаете и такое имя дали. Так подумайте насчет без очереди… Завтра медсестра придет.

В ванную она пошла после того, как захлопнула тетрадь. Медсестра не пришла, а позвонила.

– Я вам нужна? – спросила она.

– Не знаю, – почему-то растерялась я.

– Пупок зеленкой мажете?

– Мажу.

– Хорошо, – сказала медсестра и повесила трубку.

Участковый врач позвонила через неделю:

– Ну, как ваш Валера, зубки уже режутся? Слюни текут?

– У нас не Валера, а Вася… Слюни текут. Зубки еще не режутся.

– Почему?

– Не знаю. А что, должны?

– А сколько ему?