Мария Галина - Малая Глуша

Небо стало глубокое, с неожиданно густым фиолетовым отливом в чистой голубизне, и там, в вышине, лениво парили черные точки.

– Это кто? – спросил он Инну. – Ястребы?

Но она сказала:

– Я не знаю здешних птиц.

Это очень символично, думал он, девочка встречает нас, и ее зовут Люба. Любовь. Это так задумано или совпадение? Или здесь не бывает совпадений?

Девочка шла впереди, время от времени оглядываясь. Иногда ей становилось скучно, тогда она подпрыгивала или кружилась, забегала вперед или шла рядом с ними, болтая, что в голову придет.

– А это настоящая золотая ниточка? – спрашивала она, трогая Иннину кофточку с люрексом. – Нет? Жалко. А правда, что за рекой есть такие волшебные ящики и можно увидеть, что где делается, прямо как в сказке? И говорящие ящики тоже есть?

– Есть, – устало сказал он. – И движущиеся ящики тоже есть.

– Это как?

– Ну, как телега без лошади.

– Чудеса. – Девочка покачала венком.

Песьеголовые для нее не чудеса, подумал он, а телевизор – чудо.

– Все-таки как получилось, что вы тут живете? – спросил он.

– Надо мамку спросить, – сказала девочка. – Она знает.

– А кто еще тут живет?

– Дальше, – девочка махнула тоненькой рукой куда-то вперед, – живут крылатые люди.

– Ангелы?

– Кто?

Он в затруднении сказал:

– Ну, такие, крылья белые, в перьях, волосы светлые, вокруг головы сияние.

– Нет, – сказала она с сомнением. – Кажется, нет. Просто крылатые люди. У них клюв на лице вместо носа, папка говорит. – Она вновь подпрыгнула, просто от избытка энергии. – А дальше я уж не знаю кто.

– А люди с ушами до полу? – спросил он на всякий случай.

– Про таких я не знаю, – честно сказала девочка.

Теперь они шли по пояс в траве, трава здесь была густая и нетронутая, из нее торчали белые зонтики цветов и колючие красные репейники. Что-то шмыгнуло прочь от их ног, высокие стебли на миг разошлись и сомкнулись.

Девочка выбирала путь по ведомым ей одной приметам.

Он нес Иннин чемодан, понимая, что наконец-то его неверный путь свелся до одной прямой, а дальше все будет идти по неписаным, но твердым правилам, установленным от начала времен, эти правила столь нерушимы, что даже боги не способны изменить их, ибо они установлены Тем, кто выше богов.

Смущали только песьеголовые. Его не предупредили, что за рекой могут ждать опасности такого рода.

– А куда ты нас ведешь?

– Так к папке же, – ответила девочка, не оборачиваясь.

Инна неодобрительно на него покосилась.

– Что? – спросил он шепотом.

– Почему вы во все вмешиваетесь? – тоже прошептала она. – Спрашивать не положено. Надо делать что говорят, раз уж сюда попали, иначе может ничего не получиться.

– Просто мне странно. На каком, например, языке говорит эта девочка? На современном русском языке. Ну, немножко приукрашенном, как в кино. Мамка, папка… Такого не может быть.

– Я думаю, – сказала Инна задумчиво, – за рекой нет языков. Ну, что-то в этом роде.

– Значит, она не человек.

– Почему?

– Потому что язык – человеческое свойство. И человеческая привилегия.

– А мы?

– Что – мы?

– На каком языке говорим здесь мы? На русском? Откуда вы знаете? Может, мы утратили свой язык, как только попали сюда?

– Да, – сказал он. – Возможно, вы правы. Боюсь, мы утратили больше, чем язык.

– Что вы имеете в виду?

– Не знаю, – сказал он на всякий случай.

Если живому человеку так трудно попасть за реку, не значит ли это, что он оставляет на том берегу что-то очень важное – например, свою человечность. Или часть ее. И как знать, подумал он, как знать, удается ли на обратном пути найти и подобрать эту оставленную часть?

Над зонтичными цветами гудели пчелы.

– Я думал, здесь все не так, – сказал он.

– Здесь все не так, – подтвердила Инна. – Вы потом поймете.

– Это как в детстве. – Он покачал головой. – Я жил на даче, у бабушки. Там тоже все было такое… яркое. Вы думаете, мы видим это только потому, что видим?

– Дети, – сказала она. – Дети всегда знают. Поэтому они боятся засыпать, потому что за ночь мир может измениться. Река течет совсем рядом с детьми. Совсем рядом.

– Если бы на моем месте был писатель-фантаст, – сказал он, – он бы предположил, что тут особенное время и пространство. Свернутое или с дополнительным измерением, что оно как бы пронизывает реальный мир.

– Ваш писатель-фантаст ошибается, – возразила она серьезно. – Здесь нет ни времени, ни пространства.

А живые существа, подумал он, есть ли здесь живые существа? Все эти насекомые, пчелы, птицы? Некие представления, образы, клочки материи или удивительная страна, в которой достает места всем?