Мария Галина - Малая Глуша

Не понимаю я ничего в археологии, подумал он.

Тропинка стала неожиданно шире, заросли бурьяна исчезли; он оказался на сельском кладбище. Ограды выкрашены голубой краской, на покосившихся деревянных крестах блестели росой похоронные венки, дальше – по-городскому оформленные плиты из гранита и лабрадора, вытравленные на камне портреты женщин в платках и лысых мужчин в парадных костюмах. Он прошел меж могилами, вглядываясь в надписи. Памятных плит за последние десять лет заметно прибавилось. На одной из плит, скромной, розового камня, сверху, так, что еще оставалось место, была вытравлена надпись: «Лебедева Анна Васильевна, 1921—1986». У камня лежал букет чернобривцев, уже увядших.

Отсюда была видна блестящая извилистая речка, тянувшаяся по лугу, ивняк, еще один луг, дальше – розовые валуны, покрытые лишайником, лес на другом берегу. На лугу стояла телега с лошадью. Лошадь опустила голову, глядя в землю.

Он постоял какое-то время, вдыхая сырой воздух и думая о том, что стоит на бессчетном множестве лежащих в черной земле тел. Ему стало неприятно, и он быстро сошел с холма. Найти Инну? Он не знал теткиного имени, но не сомневался, что в любой хате ему покажут: надо просто спросить, к кому вчера Инна приехала, и все. Но Инну искать не хотелось. Расспросы вдруг показались ему утомительными и бессмысленными.

Он спустился с холма и открыл калитку лебедевского сада, как раз чтобы увидеть Лебедева, наливающего из трехлитровой банки молоко в кружку.

На стекле банки оставался жирный молочный след.

– Идите завтракать, Евгений! – крикнул Лебедев с веранды.

Он прошел на веранду и сел на скрипучий стул. «Спидола» рядом бормотала что-то неразборчивое, видно, потеряла волну.

– Вы, гм, Би-би-си слушаете? – спросил Лебедев, понизив голос.

– Слушаю, – признался он. – Иногда. И «Голос Америки».

– Ну и что вы думаете?

– У них хорошие аналитики, – сказал он. – Но иногда и они ошибаются.

– А то, что в Москве сейчас дефицит и очереди?

– Это правда.

– Я учил детей сорок лет, – сказал Лебедев. – Я старался им не врать. Но я преподавал естественные науки.

– И мичуринскую агробиологию? – спросил он.

– Мичуринскую агробиологию? Ах да. Она входила в программу до середины пятидесятых. Но вы знаете, по-моему, в ней что-то есть. Нельзя отвергать вот так, сразу.

– Ламаркизм?

– Да, направленную эволюцию. Нельзя сводить все к слепому случаю. Почитайте хотя бы Берга, он все-таки наш современник. Вообще биологии у нас в школе уделяют мало внимания. Больше физике. По-моему, зря. Тайна жизни все-таки самая великая из тайн.

– Наверное, – сказал он. – Я все больше по водоизмещению танкеров.

– За нефтью нет будущего, – тут же сказал Лебедев.

– Предложите альтернативу.

– Водородный двигатель, – серьезно сказал Лебедев. – Атомная энергетика тоже доказала свою несостоятельность. Вы вот у себя в Москве, вам ничего. А мы тут как на вулкане. Чернобыль под самым, можно сказать, боком. Власти преуменьшали степень опасности поначалу, да и теперь, наверное, врут. Нам-то что. Мы старики уже, а молодежь жалко. Правда, у нас ее и не много, молодежи. Все разъехались.

– Москве тоже достается, – вступился он за Москву. – Свинец, бензин…

– Ну, это даже и сравнивать нельзя. А скажите, в Москве еще продают сыр рокфор?

Разговаривая, Лебедев резал на посеченной фанерке серый пористый хлеб.

– Иногда.

– Я помню. Вкусный был сыр. Остренький такой.

– Я был наверху, – сказал он. – Ходил смотреть городище. Я не понял, это что? Крепостные стены?

– Земляной вал, – сказал Лебедев, – насыпь. Ее укрепляли камнями, конечно.

– Там рядом кладбище.

Лебедев промолчал и стал резать розовое, с прожилками сало.

– Такие могильные плиты… дорогие, наверное?

– Здесь много камня, – сказал Лебедев. – Когда-то здесь добывали камень, в лесу можно найти карьеры, затопленные водой.

– А где Анна Васильевна? – спросил он.

– Придет вечером, – ответил Лебедев. – Вы ешьте.

Он сказал «спасибо» – и взял себе хлеб с салом. И то и другое оказалось неожиданно вкусным. Может, потому, что на свежем воздухе?

Молоко тоже было вкусным. Только слишком жирным.

– У вас корова? – спросил он.

– Нет, – сказал Лебедев. – У меня пенсия. Я ветеран труда.

Он доел хлеб с салом и взял себе добавку. Могла же Анна Васильевна, в конце концов, подрабатывать в сельпо или в местной библиотеке, если, конечно, тут есть библиотека.

На всякий случай он спросил: