Павел Вежинов - Весы

– Хорошо, приеду к десяти, – сказал я и швырнул трубку.

Приближаясь к управлению, я беспощадно ругал себя за слабохарактерность. Не следовало, ни в коем случае не следовало больше появляться в этом здании, даже во сне, оно казалось мне чужим и отвратительным. Кабинет юрисконсульта находился на втором этаже, как и мой собственный. Я всегда поднимался пешком, но на сей раз поехал на лифте – до того мне никого не хотелось видеть. Радков сидел за столом – изысканный, выбритый, элегантный, как все юристы его ранга. Увидев меня в дверях, он совершенно непринужденно поднялся. Улыбка его была великолепно тренирована и отшлифована.

– Пожалуйста, проходите, садитесь, – предложил I он. – Не выпьете ли кофе?

– Нет-нет, спасибо! – решительно заявил я.

Только теперь я заметил, что в кабинете есть второй человек. Обыкновенный невзрачный человек в довольно поношенном костюме и в потрескавшихся ботинках, которые он даже не находил нужным спрятать под стул.

– Это инспектор Кутенков, – представил его юрисконсульт. – Из института страхования. Ему нужна небольшая справка.

Я еще раз оглядел инспектора. Не знаю, сколько народу он застраховал за свою жизнь, но застраховать себя самого явно не сумел. Инспектор полез в сумку и достал оттуда два документа – страховательный полис и доверенность. Страховку против несчастного случая я оформил лет пять-шесть назад, а доверенность выдал Лидии в прошлом месяце. Будто предчувствовал несчастье – теперь мне должны были выплатить значительную сумму.

– Эти подписи ваши? – спросил инспектор.

– Да, мои, – кивнул я.

– Но они совсем не похожи! – констатировал инспектор, как мне показалось, довольно злорадно.

Я и сам видел, что они действительно непохожи. Но обе подписи были мои – это я знал хорошо.

– К заявлению я приложил медицинскую справку. Я три месяца был в полной амнезии. Разве я могу припомнить свою прежнюю подпись?

На лице инспектора проступило легкое огорчение. Служебная бдительность явно сделала холостой выстрел. Дело кончилось тем, что я подписал в его присутствии новую доверенность. На этот раз обе подписи полностью совпадали. Инспектор неохотно извинился и ушел.

– Я очень рад, товарищ генеральный директор! – непринужденно улыбнулся Радков. – Значит, скоро вы снова вернетесь к нам?

– Вряд ли это будет скоро, – ответил я. – Сначала следует полностью восстановить здоровье, а там будет видно.

Я знал, с какой точностью он передаст мои слова Камбурову, и постарался выразиться как можно осторожнее. Я смутно ощущал, что не следует давать им карты в руки, если у них уже наготове какая-нибудь комбинация. И только я собрался уходить, как он опять остановил меня:

– Извините, чуть не забыл… Христофор просил передать, чтобы вы зашли к нему, если у вас будет время.

Я ограничился кивком и вышел. И нерешительно остановился в коридоре. Кабинет Христофора всего в десяти шагах, надо немедленно вешать. Но в эту минуту мне ничего не хотелось решать – любое решение казалось мне неприятным принуждением. Я понимал, что Христофор знает или подозревает, что к чему. Все еще тяжело было вспоминать яростные слова Лидии о достоинстве и в то же время я не мог согласиться с ее представлением о достоинстве. Все, что произошло в ту страшную ночь, было для меня так же понятно, как и чуждо. Так же неожиданно, как и заслуженно. Но все же я не мог сделать вид, что ровно ничего не произошло.

Когда я вошел в кабинет, Христофор медленно встал. Взгляд у него был лихорадочный, быстрый, смотрел он прямо мне в глаза. Я не ожидал, что он так легко выдаст себя. Смутная, неосознанная радость, облегчение и испуг – вот что было в его взгляде. Он почти мгновенно овладел собой, улыбнулся и заговорил как ни в чем не бывало.

– Ну-у, наконец-то! Где ты пропадал?

Я присел к его столу. Нет, не хотелось, чтобы с первой же минуты между нами встала фальшь, чтобы мы начали изучать и проверять друг друга.

– Я не пропал, – ответил я. – Скорее, нашелся. Ему ничего не оставалось, как держаться по-мужски.

– Я этого ждал, – кивнул он. – Я все время был уверен, что ты восстановишь память. Что ты вспомнишь все.

– Хочу тебя предупредить, что ты не обязан давать мне никаких объяснений. У меня достаточно воображения.

Он немного помолчал, потом сказал:

– Нет, воображения тебе не хватает! Как ни странно это тебе покажется…

– Вечная история, – кивнул я. – Человек не гоняется за истинами, которые ему неприятны. Или могут подорвать его уважение к себе.