Татьяна Краснова: Таня

Таня молчала.

— Он на синхрофазотроне работал — ты ведь представляешь, что это коллайдер того времени! Тебе это что, неинтересно?

Таня молчала.

— Вижу, что неинтересно, — обреченно проговорила мама. — А что тебе интересно? У тебя же пустота в голове. — Она подняла и разбудила спящий Танин ноут. — Господи, а это еще что? Кладбища… готы какие-то. Что еще за чушь?!

— Жизнь и смерть — это чушь? — наконец разлепила губы Таня.

— В твоем возрасте, в виде этой вот дребедени — да! Я прекрасно понимаю, что всё это — от элементарного безделья. И что я сама виновата, предоставив тебе слишком много свободы. Но настала пора тобой заняться, пусть даже в ущерб делам!

— По-твоему, я элементарная частица и мне нужен ускоритель?

— Вот именно! А умничать уместнее было бы в школе, а не с несчастной мамой, которая жертвует для тебя всем! Даже сюда согласилась приехать, потому что тебе здесь нравится! Думала, ты взбодришься, дела успешнее пойдут. Не забудь про урок!

В несчастной маме было столько энергии, что хватило бы на запуск и коллайдера, и синхрофазотрона.

Таня, сползая по перилам, оглянулась. Из приоткрытой двери чулана выкатился большой красный мяч и нерешительно замер посреди пустой комнаты.

Бахчисарайский фонтан

ПО ДОРОЖКЕ вдоль забора прошла дама с розовым зонтиком. Узнала Юлю, кивнула. Та помахала рукой в ответ и подумала, что здесь уже есть с кем поздороваться.

Потом оказалось, что дед решил, будто она общается с ним, и давно уже что-то говорит. Кажется, о том, как она похожа на маму.

— …Вас еще и зовут одинаково…

— Вовсе нет. Дома меня называют Ю-2. — Юля привычно уже прислушалась — но сегодня нигде ничего не шуршало. Дед, естественно, не врубился:

— Ю-2? А почему?

— Ну, ты же сам сказал, что я — модификация мамы. Значит, мой номер — следующий по порядку.

— По этой логике Ю-1 должен бы быть я, — задумался дед, но Юля не стала подсказывать, что по этой логике его вычеркнули. Кажется, он догадался сам и поинтересовался: — А ты звонишь маме? Или она тебе?

— Нет, — ответила Юля спокойно и, глядя, как подскочили у деда очки, так же спокойно и серьезно спросила: — А ты звонил пятнадцать лет назад, когда все уже переехали из Белогорска, а ты остался продавать дачу, а потом решил не продавать и не уезжать?

— А… а родители хотя бы знают, что ты здесь? — начал заикаться дед. — Я думал, что это у вас согласовано…

— Это не было согласовано, — честно ответила Юля. — Но я перед отъездом написала им эсэмэску. И уже отсюда — еще одну, что доехала благополучно. Если бы родители захотели меня вернуть, они бы давно это сделали. И если мама не звонит, значит, просто не хочет. — И великодушно добавила: — Могу дать тебе мамин телефон — позвонить, пожаловаться. Тем более, пятнадцать лет не общались — и вот повод.

— Но я не собираюсь жаловаться! Я очень рад, что ты приехала в гости! Мне бы просто не хотелось никаких неприятностей, прежде всего для тебя…

— А я не в гости. — Юля смотрела на него еще более серьезно и внимательно. — Вообще-то я насовсем. Но лучше мне пойти пройтись — сейчас ведь твоя дурочка припрется на урок.

ЧУЖИЕ дачи больше напоминали особняки и терема. Или это уже не дачи, а город? На одном из дворцов, мимо которых шла Юля, красовался флюгер — золотой кораблик. Под парусами. Неужели из сна? С крыльца помахала рукой Марина — та самая, НЕхудожница. Юля ответила, еще раз подумав, что уже есть с кем поздороваться в этом Белогорске. Осведомилась:

— Как Поллианна?

— Я добралась до продолжения. Ты читала «Поллианна вырастает»?

— Да. Там всё испортили любовью. — И пояснила, увидев растерянное лицо: — Тебе не кажется, что значение любви вообще сильно преувеличено?

Пока Марина думала, что ответить, Юля пошла дальше. Побродив по улицам, притормозила у фонтана с большой рыбой посередине. Из разинутой пасти били струи воды, превращаясь в прозрачный купол, накрывавший и рыбину, и каменную чашу. А на ее краю сидел вчерашний эльф, то есть Таня, высматривая что-то под этим куполом.

Юля тоже пригляделась, увидела монетки на дне, а еще вездесущие надписи — на рыбе и ее постаменте. «NikBer», — крупно было выведено перед самым носом. «Что-то знакомое», — отметила Юля и подошла поздороваться.

ЛЮБЫЕ превращения происходили здесь легко.

Можно было дать глазам задание видеть только белый цвет — и отовсюду начинали выскакивать ромашки, пушистые одуванчики, кисти белой кашки, душистые медовые зонты, мелкие белые цветочки без названия, а еще бумажки, камешки, обломки кирпича — всё, только что невидимое и незамечаемое, утопавшее в зелени. Оставалось поражаться, сколько вокруг белого.