Я налил Архимеду стакан пенистого пива, которое принесла негритянка, потом наполнил стакан себе. Куба, вышла замуж в Париже – какие тут могут быть сомнения! Кто же еще, если не она? Меня било крупной дрожью. В душе что-то заныло, словно старик в любой миг мог извергнуть ужасную правду. Я сказал: «За ваше здоровье, Архимед», и мы отпили по большому глотку. Со своего места я видел его дырявый ботинок, над ним – жилистую лодыжку, ноги, покрытые какими-то струпьями – или просто грязные, – по ним полз муравей, но Архимед этого явно не замечал. Ну разве бывают такие совпадения? Последние сомнения пропали – речь шла о ней.
– Кажется, я когда-то был знаком с вашей дочерью, – сказал я таким тоном, словно мне просто захотелось поддержать разговор, но к теме у меня не было никакого личного интереса. – Она ведь ездила на Кубу по стипендии, да? А потом вышла за французского дипломата? По фамилии Арну, если я правильно помню.
– Не знаю, дипломат он там или кто, она нам даже фотографии не прислала, – гнул свое старик и снова смахнул с носа муху. – Но французик был непростой и зарабатывал кучу денег, как мне сказали. Разве в таких случаях хорошая дочь не обязана в первую очередь выполнить свой долг перед семьей? Особенно если семья эта бедная и на долю родных выпало немало тягот и бед?
Он отпил еще немного пива и снова надолго погрузился в свои мысли. После сальсы зазвучала какая-то развеселая, фальшивая и бьющая по нервам музыка в исполнении группы «Лос Чакис». За соседним столом электрики говорили про воскресные бега, и один из них горячился: «На третью надо ставить, Клеопатра – самая надежная». Вдруг Архимед, словно о чем-то вспомнив, поднял голову и, вперив в меня лихорадочно блестевшие глазки, спросил:
– Так вы ее знали?
– Думаю, что да, но знакомство было шапочным.
– И этот тип, ее французик, и впрямь такой богатый?
– Не знаю. Если мы говорим об одном и том же человеке, то он служил в ЮНЕСКО. Место, безусловно, хорошее. И ваша дочь, когда мы где-нибудь сталкивались, всегда была очень хорошо одета. Красивая, элегантная женщина.
– Отилита с самого детства мечтала заполучить все то, чего у нее нет, – сказал Архимед неожиданно помягчавшим тоном, и на лице его появилась, как ни странно, снисходительная улыбка. – Она ведь была очень умненькая, в школе всегда среди первых ходила. Но, по правде сказать, с пеленок бредила богатой жизнью. И никак не желала смириться со своей судьбой.
Я не сумел сдержать смеха, и старик посмотрел на меня с недоумением. Чилиечка Лили, товарищ Арлетта, мадам Робер Арну, миссис Ричардсон, Курико и мадам Рикардо Сомокурсио на самом деле звалась Отилией – Отилитой. Обхохочешься!
– Никогда не знал, что ее зовут Отилия, – начал оправдываться я. – Мне ее представили под другим именем, по мужу она – мадам Робер Арну. Во Франции так принято: когда женщина выходит замуж, ее начинают называть по имени и фамилии мужа.
– Тоже мне порядочки, – отозвался Архимед, с улыбкой пожимая плечами. – А вы давно с ней не виделись?
– Давно. Даже не знаю, живет ли она еще в Париже. Если, конечно, мы говорим об одной и той же женщине. Я имею в виду перуанку, которая была на Кубе и там, в Гаване, вышла за французского дипломата. Потом он увез ее с собой в Париж, и было это в шестидесятые годы. В Париже мы и виделись в последний раз года четыре назад, а может, и пять. Помню, она часто вспоминала про Мирафлорес. Говорила, что там прошло ее детство.
Старик кивнул. В его мутном взгляде гнев сменился печалью. Он держал перед собой стакан с пивом и сдувал с края пену – очень медленно, чтобы та ровным слоем покрыла всю поверхность.
– Она, конечно она, кто же еще, – подтвердил он, несколько раз кивнув головой в такт словам и в то же время не переставая тереть нос. – Отилита жила в Мирафлоресе, потому что ее мать служила кухаркой в одной тамошней семье – у сеньоров Аренасов.
– На улице Эсперанса? – спросил я.
Старик снова кивнул, удивленно подняв на меня глаза.
– Неужто и это знаете? Откуда вам столько всего известно про Отилиту?
Я подумал: «А что бы он сказал, если бы ему вдруг открылось, что речь идет о моей жене?»
– Я уже сказал. Ваша дочь очень любила вспоминать про Мирафлорес и свой дом на улице Эсперанса. В детстве я тоже жил в том районе.
Негритянка за стойкой внимательно слушала безумные напевы «Лос Чакис» и покачивала головой из стороны в сторону. Архимед сделал большой глоток, и вокруг его губ, опущенных в стакан, образовался кружок пены.
Читать дальше