Альберт Лиханов - Слётки

– Хочешь прокатиться? Ведь это моя прощальная прогулка.

– Почему? – удивился Глебка.

– Да потому, что прощаюсь я со своим Росинантом. Возвращаю его в стойло хозяина. Ты знаешь, кто такой Росинант?

Нет, не мало начитал Глебка за свои школьные годы, а этого почему-то не знал.

– Конь Дон-Кихота! А кто такой Дон-Кихот?

Глебка подергал плечами, мол, слыхал, да что-то в данный момент призабыл. Ольга не удивилась, выразилась странно:

– Может быть, это ты! Понимаешь? Глебка не понимал.

– Ну, со временем, – туманно прибавила, улыбаясь. – Так прокатимся? А то вдруг я опять куда-нибудь залечу! В речку или прямо в трясину!

– Здесь трясины нет, – сказал Глеб, опять не очень понимая, – луга да поля!

– Вот и хорошо.

Она подошла к мотоциклу, что-то там нажала, будто была совершенно в нем уверена, и он, действительно, чихнув, выплюнув немного брызг из выхлопной трубы, зарокотал, зашипел, заработал, как будто самолет, готовый к взлету.

– Садись, – велела Ольга, надевая каску, и они тронулись. Сначала как-то неуверенно, нескоро, будто пробуя свои силы, потом приемисто рванув.

Они летели едва видимой в траве тропой, пунктиром, по которому Глебка когда-то вместе с Бориком шли, засучив штаны, – по луговине, усыпанной добрыми цветами, от одной березовой куртины к другой.

Воздух забивал легкие своими пряными ароматами. Он был вообще-то недвижим, но мчались они, воссевшие на многосильного зверя, и это они разрывали пространство и тишину, они набивали свои легкие ветром и запахами цветущей, все терпящей и всех прощающей земли.

Сумерки облегали землю, а в пока еще светлом небе появилась первая звезда.

Наверное, ее-то и зовут Полярной, со стыдом подумал Глебка, опять, как с Дон-Кихотом, боясь осрамиться.

Но почему так радостно мчаться за спиной у этой женщины по ласковым полям, между березовыми рощицами, играя в странную и счастливую перебежку от одного леска к другому. Что он, разве не бывал здесь прежде, не хаживал тут с малых лет, сперва за спиной у брата, а потом…

Его словно шибануло: за спиной! Тогда у Борика, теперь у нее. Как хорошо за спиной, за спинами, но когда-то и ему надо стать чьей-то спиной… Или как?

Этот волшебный бреющий полет над чудными вечерними полями занял, может быть, минут сорок, или вовсе даже полчаса, а Глебке показалось – целую вечность. Они ехали уже в полутьме, и водительница включила фару, похожую на яркий глаз нездешнего циклопа, – она светила не только далеко, но еще и широко. И в этом освещенном пространстве навстречу им неслись прозрачные мотыльки, бабочки, сияющие жучки, невесомая, из одной мелькающей тени состоящая мошкара. Пронзенная яростным лучом света, вся эта крохотная живность влетала в него, ударялась в фару, в каску мотоциклистки и даже тюкала в лоб Глебку, если он высовывался слишком вбок от впереди сидящей Ольги Константиновны.

Когда они, совершив круг по полям, вновь подъехали к речке, к опасному, как выяснилось, броду, Ольга притормозила своего Росинанта, попробовала его мощь на холостом ходу – и он взревел и раз, и два, будто подтверждая, что теперь-то он не подведет, не боится, что дело только за ней.

Она крикнула себе: «Ну!». И кинула мотоцикл в речку по крутому съезду. Железный конь взвыл, разметал в обе стороны воду, будто какой-нибудь скоростной катер, надрываясь лишь слегка, и вынес их на другой, более пологий берег.

Ольга крикнула: «Ура!». И выключила двигатель.

Тишина на них упала, будто молчаливый ворон. Зазвенело в ушах.

Глебка спрыгнул с мотоцикла, и Ольга сказала ему:

– Давай здесь простимся. В городе, на улице, не очень поговоришь. Он кивнул – а что оставалось? Попроситься, как малышу: «Тетенька, довези»?

Ольга продолжала:

– Так что прощай, мальчик. Утром уезжаю, навсегда. Я родом из Петербурга, у меня там родители. Возвращаюсь домой. Меняю профессию. Здесь ловила, там буду защищать, стану адвокатом. Кто-то должен же заступаться за таких, как ты. Ну, или как те воробьи в нашей милицейской клетке. – И она как-то горько прибавила: – Неприкаянные. Бедные дети бедных родителей.

– Слётки, – неожиданно для себя сказал Глебка.

– Кто? – не поняла она.

– Ну, знаете, птенцы слетают из гнезда, а силенок пока нет. Вот их и гробит кто попало…

– Слётки, – задумчиво повторила она и кивнула. – Верное слово.

– Их всё наш Борис охранял, этих слёток, – прибавил Глеб.

– А! Твой брат. Ну, привет ему. Сильная личность. Как он там во Франции-то? Звонит? Пишет?