Евгений Клюев - Давайте напишем что-нибудь

– Где мое пальто? – спросил он.

– Боюсь, уже в музее, – всхлипнул Сын Бернар, больше Редингота потрясенный собственным рассказом о положении дел на местах.

– Стало быть, с музея и начнем!

И Сын Бернар с Ближним под предводительством Редингота отправились в городской музей. У выхода из госпиталя их встретила толпа мертвых, как здесь было принято, людей. Увидев, что Редингот зашит на диво профессионально, толпа возликовала… и сказала «sehr gut», чтобы ритмически красиво закончить это предложение. Растолкав толпу чужими руками, все три персонажа отправились знакомой дорогой: здесь каждый камень знал Редингота и вежливо приветствовал его коротким «здравствуй». Редингот рассеянно кивал, стараясь не забыть о конечной цели движения.

У входа в музей стояла окаменевшая от горя белая голубица из хлеба: она была колоссальных размеров. Редингот вздрогнул, что-то вспомнив, но, отогнав от себя воспоминание энергичным «кыш!», бросился в музей. Сотрудники музея давно умерли и реагировали на посетителей очень слабо, так что Рединготу без труда удалось со страшным шумом раскурочить витрину, выхватить оттуда пальто и надеть его на себя.

– Прямо на Вас сшито! – удивились вялые сотрудники музея, в то время как Редингот, не обращая на них внимания, огляделся и сказал:

– Здесь светло и просторно. Здесь будет штаб.

– Ура! – закричали сотрудники музея: они давно уже ненавидели свою работу и мечтали, чтобы музей кто-нибудь обворовал. – Вы еще в угол той же самой витрины загляните, ребята! – посоветовали они напоследок, прыская в кулаки, и разбежались по домам.

В углу раскуроченной витрины Редингот обнаружил связанную по рукам и ногам женщину, еще недавно стрелявшую в него. Женщина спала в неудобной позе неправильно лежащего зародыша. На шее у нее висела табличка «Женщина-враг. Она стреляла в Редингота». Сон женщины-врага был чуток, как сон боязливой лесной лани. От пристального взгляда Редингота она проснулась и, выплюнув уже несвежий кляп, зевнула.

– Они глумились над Вами? – с болью спросил Редингот женщину-врага.

– Мне связали руки-ноги и пустили по дороге! – с дерзкой усмешкой ответила та, воспользовавшись сокровищами народной поэзии.

Смелый ответ женщины-врага понравился Рединготу.

– Сказано вовремя и к месту, – усмехнулся он. Потом добавил с нарочитой серьезностью: – К одному месту! – тем самым доказав, что и у него с языковым чутьем все в порядке. Крепко задумался и снова спросил:

– Чье задание Вы выполняли?

– Вот прекрасно и точно сформулированный вопрос! – Женщина-враг строго оглядела присутствующих, словно они на протяжении всей ее жизни задавали ей одни только плохо и приблизительно сформулированные вопросы. – А то на улице меня прямо измучили дурацкими своими формулировками: зачем, дескать, Вы стреляли да зачем!.. Откуда ж мне это знать-то? Да еще дурочкой называли, козлы!

– Хорошо понимаю Ваш гнев и, может быть, даже разделяю его, – спокойно, как полковник в отставке, сказал Редингот. – И все же: чье задание Вы выполняли?

– Если разгадаете три моих загадки, скажу! – поставила условие женщина-враг, словно женщина-сфинкс.

Сын Бернар и Ближний посмотрели на тут же воплотившего в себе мудрость веков Редингота и понимающе переглянулись: нашла, дескать, кому загадки загадывать!.. Между тем женщина-враг продолжала в свойственной ей манере

– Кто родился в Проснице, а сам во Фрайбург просится?

(Сын Бернар и Ближний расхохотались в открытую: ответ знали даже они.)

– Трудную загадку задали Вы мне, – поддерживая предлагаемую стилистику, отвечал Редингот и по щиколотку в землю ушел, продавив для этого музейный паркет ручной работы. – Только все равно я ее разгадаю. Кто родился в Проснице, а сам во Фрайбург просится? Да это же Эдмунд Гуссерль, великий немецкий философ, основатель феноменологии!

На минутку закручинилась женщина-враг, но делать нечего – задает она Рединготу вторую загадку:

– Что такое: и чудовище морское, и судилище людское?

В обращенных друг к другу взглядах Сын Бернара и Ближнего мелькнула легкая растерянность: они знали ответ, но немного сомневались в его правильности – и потому с некоторой тревогой взглянули на Редингота. Редингот стоял спокойно – на устах его играла в лапту улыбка, хотя ушел он в землю уже по колено.

– Эта загадка потруднее первой будет, – сказал он. – Только и она мне по зубам, пожалуй! И чудовище морское, и судилище людское… Я вот как отвечу: это главный философский трактат Томаса Гоббса под названием «Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского», который вышел в свет в Лондоне в 1651 году!