Евгений Клюев - Давайте напишем что-нибудь

Напевая эту песнь, Случайный Охотник стал так, чтобы Хухры-Мухры вообще не попадал в поле его зрения, и внимательно слушал злодея дальше. Кровь же он сразу старательно смыл, растопив часть снега в большом чане, который на протяжении всей главы был аккуратно закреплен у него за спиной и попросту не бросался в глаза.

– В чем на сей раз особенно проявилось мое мастерство, – продолжал Хухры-Мухры, игнорируя присутствие первого своего – неудачного, с его точки зрения, – творения (между тем, как остальные, глубоко проникшись искренним страданием отвергнутого сына, горько плакали над его печальной судьбой, на которую Хухры-Мухры время от времени чихал), так это в том, что мне впервые удалось добиться от ледоруба – неподатливого и, в сущности, грубого инструмента – поразительной точности. Ледоруб высек голую Бабу с большой буквы не только изо льда, но и из неприглядной одежды, покрывавшей бренное ее тело. Причем ни разу не коснувшись самого тела – и навеки сохранив его тепло и свежесть.

– Голой Бабе с большой буквы давно уже седьмой десяток пошел, – неизвестно зачем сказал Карл Иванович, внутренний эмигрант, неприятно удивив как голую Бабу с большой буквы, так, в общем-то, и всех остальных.

– Вы это к чему? – хором спросили остальные. В хоре грудным меццо солировала голая Баба с большой буквы.

– К тому, что как тепло, так и свежесть тела голой Бабы с большой буквы весьма сомнительны, – на сей раз совсем прямо высказался еще и плохо воспитанный, оказывается, Карл Иванович, внутренний эмигрант.

– О таких вещах вообще не говорят вслух, – интеллигентно поморщился Деткин-Вклеткин. – Вношу предложение считать, что этого скотского замечания – я имею в виду только что прозвучавшее замечание об отсутствии тепла и свежести в теле голой Бабы с большой буквы – никто из присутствующих, особенно голая Баба с большой буквы, не слышал. Кто за это предложение, прошу голосовать.

Руки подняли все – включая Карла Ивановича, внутреннего эмигранта.

– Вам руку поднимать не надо было, – холодно (градусов эдак под минус 2527) заметил Деткин-Вклеткин. – Ведь именно Вы сказали об отсутствии тепла и свежести в теле голой Бабы с большой буквы. Мы же голосовали как раз за то, чтобы считать, будто мы ничего про отсутствие тепла и свежести в теле голой Бабы с большой буквы не слышали!

– Про что мы не слышали, простите? – переспросил тупой Карл Иванович, внутренний эмигрант, который, похоже, голосовал еще и автоматически, думая вообще о чем-то другом.

– Повторяю, – терпеливо отвечал Деткин-Вклеткин. – На повестке дня стоит вопрос: сохранились ли в теле голой Бабы с большой буквы, которой, как Вы бестактно заметили, уже далеко за шестьдесят, тепло и свежесть. Вы позволили себе хамски утверждать, что тело голой Бабы с большой буквы не тепло и не свежо более. От такой характеристики нас всех тут взяла оторопь…

– Меня тоже взяла оторопь? – решил поставить все точки над «i» Карл Иванович, внутренний эмигрант.

– Да что ж ты за дурак-то за такой! – не выдержал Случайный Охотник и с досады оторвал Карлу Ивановичу, внутреннему эмигранту, усы, которые – вот тоже нелепость! – оказались наклеенными. – Пойми же наконец: о тебе вообще речи нет! Ты уже сделал свое дело, то есть сказал, что телу голой Бабы с большой буквы не присущи тепло и свежесть по причине ее преклонного возраста! Мы же – остальные – голосуем за то, чтобы считать, будто мы – остальные – не слышали ничего про холодное и несвежее тело старой этой голой Бабы с большой буквы, неужели так трудно понять?

– А по-моему, – сказал Карл Иванович, внутренний эмигрант, – шестьдесят лет – еще не старость.

– Как же не старость! – возмущался Случайный Охотник. – Конечно, старость! Но говорить об этом в присутствии голой Бабы с большой буквы – свинство! А еще большее свинство – подчеркивать, будто, пребывая в этой глубокой старости, голая Баба с большой буквы имеет холодное и дряблое тело! Мы решили проголосовать, что мы от тебя про эту развалину вообще ничего не слышали, понял?

– Конечно, не слышали! – рассвирепел Карл Иванович, внутренний эмигрант. – Оно так и получается, что не слышали! Я всего-то и сказал, что тепло и свежесть ее тела под сомнением! А вы тут уже начинаете: развалина, тело холодное, дряблое… Что до меня, то, по-моему, тело это все равно прекрасно!

– Ты опять не понял! – рассмеялся Случайный Охотник. – Сам посуди, как может быть прекрасным такое тело? Голая Баба с большой буквы просто уже, считай, покойница, а тела покойников – я имею в виду не погребенные, не преданные, то есть, земле – не только холодные и дряблые, но еще и воняют страшно! А голосуем мы за то, что мы этого не слышали. Ты же голосовать не должен, понятно?