Евгений Клюев - Давайте напишем что-нибудь

– Кто вернет мне эту спичку? Прощай, моя Окружность! Прости меня, о человечество! Я предал тебя! Предал, удовлетворяя порочные склонности этого ублюдка… он, видите ли, курит!

Тут Деткин-Вклеткин впился ногтями в ледяное тело Случайного Охотника и рвал его, крича:

– Где, где она, эта спичка, пусть и обгоревшая… где она?

– Я выбросил ее в снег, как можно дальше…

– Подлец! – Деткин-Вклеткин толкнул Случайного Охотника, и тот недолго думая упал навзничь.

– Может быть, есть еще надежда? – без надежды спросил потрясенный происходящим Хухры-Мухры. – Если, скажем, найти другую спичку… взамен потерянной, а?

– Найти – здесь? – Деткин-Вклеткин окинул взором бескрайние просторы. Потом, собрав всю свою нечеловеческую волю в кулак, он отер этим тяжелым кулаком глаза и строго сказал: – Мне придется вернуться в Змбрафль. За спичкой. Только там теперь спичку и можно раздобыть. – Он пристально взглянул на Хухры-Мухры. – Останетесь за главного. У Вас одна задача – следить за тем, чтобы этот выродок не подходил к возу. Пусть ноги его здесь не будет.

– Куда деть ногу? – деловито осведомился Хухры-Мухры, представляя себе собственные скитания по бескрайней поверхности Северного Ледовитого океана – с оторванной ногой Случайного Охотника в руках.

– Когда я вернусь, – к счастью, не слушая Хухры-Мухры, продолжал Деткин-Вклеткин, – я сочту спички.

– Как та мать в рассказе Льва Толстого, которая перед обедом сочла сливы? – опять блеснул эрудицией эскимос.

– Именно как та мать! – обрадовался удачной аналогии Деткин-Вклеткин.

Внезапно Хухры-Мухры разрыдался.

– О чем Вы? – сухо осведомился Деткин-Вклеткин.

– Я должен… я просто обязан сознаться, что и я виноват перед Вами. Я бы, конечно, не стал сознаваться – какого черта? – но Ваша героическая преданность идее потрясла меня. Так вот… Юрта – это переносное жилище: нет ничего проще, чем сдвинуть ее с места. Простите, что я морочил Вам голову. Я торжественно клянусь, – тут Хухры-Мухры принялся есть снег и съел чуть ли не весь. – Я клянусь, что к моменту Вашего возвращения юрта будет стоять в ста километрах от исторического прогресса.

– Что было, то было… – Деткин-Вклеткин поцеловал Хухры-Мухры. – Вот только боюсь, что, пока Вы тут будете таскаться туда-сюда с Вашей юртой, это чудовище улучит момент и загубит еще, по крайней мере, одну спичку.

– Не бойтесь ничего, ангел мой, – сказал Хухры-Мухры. – Мы, эскимосы, знаем, как обращаться с такими мерзавцами.

– Верю Вам, – присягнул Деткин-Вклеткин. – Не спускайте глаз с этого… человеческого отброса.

И, повернувшись на сорок градусов северной широты, он зашагал в направлении Змбрафля – маленький голый борец за идею.

…До чего же трогательная вышла сцена! Не знаю, как тебя, читатель, а меня поведение Деткин-Вклеткина проняло до слез. Так вот он какой, Деткин-этот-Вклеткин… Что там гвозди! Из него рельсы можно делать… прокатные станы, блюминги и слябинги! Поистине, такие люди – украшение истории человечества.

Теперь вернемся назад: так и будем скакать взад-вперед. Это соблазнительно – издергать читателя до такой степени, чтобы он вообще весь растерялся. И чтобы не знал, куда тут ткнуться. И чтобы вообще ничего хорошего от автора не ждал. Читатель должен быть всегда готов к какому-нибудь подвоху: это его дисциплинирует. А дисциплинированный читатель – мечта всякого уважающего себя автора. Каковым ваш покорный слуга и является, что бы вы там себе ни думали. А потом вы ведь знаете, что за автором и вообще глаз да глаз нужен. Попробуйте пойти на поводу у автора: вроде, все спокойно, все хорошо, повод крепок и рука надежна. И вдруг эта самая рука, которая надежна, обрывает этот самый повод, который крепок, и приветственно машет вам: пока, дескать, дорогой мой, дальше, дескать, живи как знаешь, а с меня, дескать, взятки гладки! И плутать тебе с этого времени, милейший, одному-как-персту по нарочно запутанным дорожкам романа безо всякого присмотра – и озираться вокруг, и, может быть, даже немножко скучать. Но только ты решишься бросить все, вернуться домой, ан – постой-ка, дорогой мой! Куда это ты, когда ты у меня на поводу? Повод, видишь ли, крепок, а рука, видишь ли, надежна. Как это – обрывался? Когда это – обрывался? Ничего подобного! Лучше не уклоняйся, хороший мой, и не дергайся, потому что воли тебе век не видать. Велено вперед – иди вперед, велено назад – счастливого пути…