Помните Кашпировского? А Чумака? А ведь Чумак был очень замечательный — он молчал и от этого заряжались банки с водой. А сейчас все только пиздеть умеют.
А Горбачёва зачем забыли? Кто сейчас помнит Горбачёва кроме седенького пародиста в пыльном зале с полсотней состарившихся вместе с ним зрителей?
А ведь он же не умер, он ворочается в своей одинокой вдовьей квартирке на четвёртом этаже. Встаёт, шаркает тапочками — идёт на кухню. Долго бессмысленно смотрит внутрь холодильника, достаёт бутылку коньяка арарат, которого на самом деле давно уже нет в природе, и наливает в пыльную рюмочку. Потом зажигает настольную лампу и шелестит никому уже не интересными секретными документами про членов политбюро Зайкова, Русакова, Пельше и Подгорного.
И желтеют в шкафу белые рубашки, накупленные Раисой Максимовной впрок на все пятьдесят лет счастливого генсечества. Белые рубашки — они же как жемчуг, их носить нужно на живом теле. А куда носить?
И вообще, зачем всё это было? Стоял бы сейчас на мавзолее в каракулевой папахе и говорил бы речи одновременно по всем четырём каналам телевидения, и ничего бы не было: ни девятнадцатого августа, ни одиннадцатого сентября, ни подлодки Курск, ни Шамиля Басаева, ни писателя Сорокина — ничего. А вместо них узбекские хлопкоробы и казахские овцеводы, и грузинские чаеводы — все-все пели бы и плясали в кремлёвском дворце съездов.
И снова тогда вздыхает Михал Сергеевич, и гасит свет, и прячет бледные свои стариковские ножки под холодное, никем не нагретое одеяло.
Да нет, Михал Сергеич, всё хорошо. И все вас любят. И больше всех вас любят наши женщины. За прокладки любят, за тампаксы и за памперсы. Они просто уже забыли как подтыкаются ватой и как стирают пелёнки. Они не помнят, как скачет по ванной стиральная машина Эврика-полуавтомат, как выглядят духи рижская сирень и мужчина, употребивший одеколон Саша наружно и вовнутрь. Они вообще никогда ничего не помнят.
Зато они стали с тех пор все страшно прекрасные. Они теперь пахнут так, что просто охуеть, и одеты во что-то такое, чего никогда раньше не бывало на свете. У них что-то всё время звенит из сумочек и даже в метро на каждом эскалаторе мимо обязательно проедет штук десять таких, что непонятно как они сюда попали. А поверху и вовсе ездят в автомобилях с непрозрачными стёклами женщины такой невиданной красоты, что их вообще нельзя показывать человечеству, потому что если человечество их один раз увидит, то сразу затоскует навеки — будет человечество сидеть на обочине дороги, плакать и дрочить, как известный художник Бреннер, дрочить и плакать.
Так что всё не зря, и нихуя ваш Маркс не понимал, для чего всё на этом свете происходит. А мы понимаем. Спокойной вам ночи.
Всякий человек, который более двух минут посмотрит на унылый нос Директора фСБ Патрушева, немедленно начинает зевать. Когда же Директор Патрушев начинает говорить, все вокруг моментально засыпают и он тихонько уходит на цыпочках.
И никто, никто не догадывается, что на самом деле Директор Патрушев умеет подпрыгивать на три метра с места, стреляет из четырёх пистолетов одновременно и сбивает ядовитой слюной муху с десяти шагов.
И сотрудники у него все такие же: на первый взгляд вялые толстяки и сутулые очкарики, но по сигналу тревоги они сбиваются в такую Железную Когорту, которая за час легко прогрызает туннель длиной пять метров. Каждый из сотрудников Директора Патрушева умеет делать какую-нибудь особенную штуку: один умеет раздельно шевелить ушами, другой говорит задом наперед со скоростью двести пятьдесят знаков в минуту, третий бегает стометровку спиной вперёд за пятнадцать секунд.
Глупому человеку конечно непонятно, зачем нужны такие умения, но это потому что он не знает, какие у Директора Патрушева враги.
Например, только в этом отчётном году, который ещё даже не кончился, уже обнаружено и уничтожено четыре правых руки Шамиля Басаева. А сколько их там ещё у него осталось — этого никто не знает. Кроме того, нанюхавшись особой травы, Шамиль Басаев умеет останавливать время на пятнадцать минут на площади в три сотки и перекусывает вольфрамовый прут диаметром шесть милиметров.
Все Очень Важные Персоны живут внутри специальных Зон, куда простым людям вроде нас можно зайти только по недоразумению какому-нибудь.
Там, в этих Зонах, в общем-то неплохо — охрана и милиция все приветливые, регистрацию не спрашивают, никогда не скажут «куда лезешь», а скажут «Вам лучше пройти сюда», смотрят преданно и даже, похоже, ждут на чай.
Читать дальше