Юрий Козлов - Воздушный замок

Но май катился солнечным колесом, и Маша стала замечать странности в поведении подруги. Во-первых, чем сердечнее становились отношения Маши и Бикулины, тем ожесточённее Бикулина преследовала вторую свою подругу — Рыбу. Каждый день Бикулина обнаруживала в Рыбе новые и новые пороки.

— Ну зачем ты так с ней? — робко заступалась за Рыбу Маша.

— А чего она ходит с кислой рожей, будто раз я с ней не дружу, значит, конец света настал, — зло щурилась Бикулина, и Маше становилось не но себе.

— Но ведь ты её любишь, ты сама говорила на чердаке!

— Я-а-а-а?! — «Я» Бикулины шипело как змея. — Я люблю Рыбу? Да, я люблю рыбу… жареную! — хохотала Бикулина, и Маша неизвестно зачем улыбалась.

Во-вторых, всё чаще скучала Бикулина на закатных посиделках, всё чаще ловила Маша на себе её недовольный взгляд. Однажды пришла охота Бикулине позабавиться: она уселась на подоконник, свесив ноги вниз, руками ни за что не держась. Этаким Долоховым сидела Бикулина на подоконнике, разведя руки в стороны, гордо выгнув стан. Маша вскрикнула, вцепилась Бикулине в свитер, втащила обратно.

— Зачем? — недовольно спросила Бикулина. — Зачем ты мне мешаешь? Я не люблю, когда мне мешают…

В другой раз Бикулина принесла на чердак полиэтиленовый мешок с водой и, когда показалась внизу какая-то женщина, вылила на неё воду.

— Ты что? — испугалась Маша.

— Ничего, — косо посмотрела на неё Бикулина, — а ты, значит, честненькая у нас, правдивенькая, на такие гадости неспособная…

— А вдруг ты бы оказалась внизу на её месте?

— Маша, Маша… — простонала Бикулина. — До чего ты мне надоела!

К тому времени, как Юлия-Бикулина начала охладевать к ней, Маша успела неоднократно побывать у неё дома. Была она в гостях и у Рыбы — Бикулининой подруги-изгнанницы. Сейчас, вспоминая эти посещения, Маша испытывала чувство, что невидимка, суть, ходит где-то поблизости, как в игре «горячо — холодно». «Горячо» пока, правда, не было, но было «теплее»…

Начать следует с того, что бабушка Юлии-Бикулины ежечасно протирала от пыли застеклённые фотографии, где на траве сидели, стояли, полулежали команды-чемпионы, в которых когда-то играл её сын — отец Бикулины.

— Юлечка, — говорила бабушка, — вот на этой, торпедовской, фотографии… Где папа?

— Шестой слева в верхнем ряду, — отвечала, не оборачиваясь, Бикулина.

— А на первой спартаковской?

— Полулежит! Второй справа внизу! — стиснув зубы, говорила Бикулина. — На динамовской фотографии он стоит рядом с вратарём! На армейской — третий с краю в широченных трусах, а на второй спартаковской…

— Всё! всё! Умолкаю! — радовалась бабушка и в очередной раз протирала фотографии. Одну, правда, она не трогала, и фотография была покрыта толстым слоем пыли: Юлина мама, молоденькая и гуттаперчевая, стреляла из лука. Мимо этой фотографии бабушка ходила поджав губы.

Бикулина жила на шестом этаже. Из кухни открывался вид во двор, а из комнат — на Москву-реку, лениво утекающую под Киевский мост. Первый раз Маша пришла к Бикулине в сумерках, когда закат уже пролился красным дождём за горизонт и таинственные синие ножницы стригли воздух. Бабушка открыла дверь, и минуту, наверное, Маша смотрела ей в глаза, чуть более светлые, чем у Бикулины. Маленькие чёрные точки прыгали в бабушкиных глазах, совсем как футбольные мячи на поле.

— Это безумие шевелится в бабушкиных глазах, — прошептала Бикулина.

— Безумие? — Маше стало страшно.

— Не бойся. И не удивляйся! — Бикулина подтолкнула Машу вперёд.

— Это моя новая подружка, бабушка. Её зовут Маша.

— Я так волнуюсь, Юлечка, так волнуюсь! — ответила бабушка. — Сегодня они играют с «Араратом». Я боюсь, боюсь включать телевизор! Во «Времени» будут передавать результаты седьмого тура. Я так волнуюсь…

— Не волнуйся, бабушка, они выиграют, — сказала Бикулина.

— Но этот «Арарат», он такой техничный…

— Сыграют вничью, тоже ничего страшного.

— Что ты говоришь, Юля! Вничью! Тогда одесситы откатятся на предпоследнее место! Ни в коем случае! Всё! — решилась бабушка. — Иду включать телевизор. Пора!

Юлия-Бикулина и Маша остались в прихожей одни. Мрачна была прихожая. Высокие чёрные шкафы уходили под потолок, где туманились лепные узоры. Не веселее было и в комнате, где жила Бикулина. Там тёмные шторы ниспадали с карнизов до самого пола, а всю стену занимал сине-белый ковёр, на котором висели со страшными оскалившимися рожами маски.

— Буддийские, — равнодушно сказала Бикулина.