Ладислав Фукс - Мыши Наталии Моосгабр

– Это, должно быть, вранье. Должно быть, обман.

– Вот видите, – вскричал Везр, – это тоже вранье и обман.

– Я знала, что она глупая, – прыснула Набуле и схватилась за красную застежку.

– Мадам, – сказал чужой человек – черный пес нежно и мягко и снова сел на стул, – как вы можете так говорить? Вы сегодня уже утверждали то, что было явно неправдой: и что посылки украдены в метро на станции «Кладбище» и что мы перекупщики. А теперь твердите, что колодец – вранье и обман. И еще говорите, что вы не из полиции и не гадаете на картах. А может, вы по звездам гадаете? Как у вас язык поворачивается? И еще изволите утверждать, – черный пес тихо улыбнулся, – что Везр был в тюрьме и снова туда вернется…

– Так что это за колодец? – спросила госпожа Моосгабр, глядя на кипу газет на столе.

– Что это за колодец, – повторил Везр и подошел к буфету, к пакетику «Марокана», – я сказал. Колодец близко отсюда, и в нем – клад. О кладе никто не знает, знают только о самом колодце. А ты вообще не знаешь о нем, хотя живешь здесь пятьдесят лет. Этот клад может стать и твоим, если ты нам поможешь. Там золото, серебро и целый мешок грошей.

– Ей не нужны деньги, – Набуле придурковато засмеялась, – она же богачка. У нее и так есть гроши, – придурковато засмеялась она, – в гримерном столике в комнате, где она марафет наводит. Зачем тебе было говорить ей о колодце, – засмеялась она, – голову даю на отсечение, что она обо всем раструбит своей свиристелке.

– Но больше я ей ничего не скажу, – сказал Везр и бросил сигарету на пол, – увидим, как она будет вести себя, когда мы придем в следующий раз. Как будет беречь посылки, которые отказывалась взять. Не отсыреют ли они здесь под диваном, не сгрызут ли их мыши. Накормит ли она нас обедом в следующий раз… – сказал он и поглядел на плиту.

Тем временем госпожа Моосгабр продолжала таращить глаза на кипу газет на столе, на карточку с адресом редакции и наконец сказала:

– Если хотите, я и сейчас накормлю вас обедом. Но у меня только картофельный суп и кукурузная каша. С готовкой я не мудрю, покупаю себе только хлеб. А уголь зимой пригодится.

– А мне бы вы тоже дали поесть? – спросил чужой человек – черный пес.

– Тоже дала бы, – кивнула госпожа Моосгабр.

– Отлично, – сказал человек – черный пес, теперь и он смотрел на пакет «Марокана», – отлично. А что, мадам, у вас в этом пакете, сахар? Вы песком подслащиваете?

– Это не сахар, – сказала госпожа Моосгабр, – это «Марокан», мышиный яд. Посыпаю им куски сала в мышеловках, – указала она на диван.

– «Марокан», – улыбнулся черный пес, – мышиный яд. Посыпаете куски сала. Мадам, – улыбнулся он, – вы меня вроде забыли. Разве вы не помните, что я вам предложил в последний раз, и к тому же в письменной форме. Пообещал вам грош, если избавите меня от мышей. Но вы это письмо, должно быть, порвали и даже не соизволили ответить.

– Но ведь я не знаю вашего имени, – сказала госпожа Моосгабр.

– Но вы же знаете, что я каменотес, – улыбнулся черный пес, – если вы так хорошо умеете это делать, приходите к нам в мастерскую. Она у главных кладбищенских ворот. Там вроде есть еще один каменотес по имени Бекенмошт.

– Ну пошли, – сказал Везр и еще поогляделся в кухне, кинул взгляд на диван, на котором лежали мышеловки, на буфет, где стоял яд «Марокан», на плиту, на которой были кастрюля с супом и миска кукурузы, – пошли. Так, стало быть, возьми газеты и топай, да побыстрей, уже два. Топай на перекресток к «Подсолнечнику» и кричи хоть про эту курву, – ткнул он в один из заголовков газеты, что была сверху, – а потом с выручкой и этой карточкой мигом в редакцию. Получишь сорок геллеров на руки. Ну и еще кое-что, – сказал он, – вот гляди. Видишь веревку на газетах. Как продашь их, веревку возьми себе и дома спрячь. Жаль бросать, хорошая, крепкая, и центнер удержит. Ну мы пошли…

Набуле закружилась, затряслась и засмеялась, застегнула красные застежки на светлом пальто, и все трое вышли из кухни в коридор.

– Есть ли у нее еще шест и черные флаги? – прыснула Набуле в коридоре, и госпожа Моосгабр, которая шла за ней, сказала:

– Шест, как видишь, еще есть, вон он там в углу. А флаги, выстиранные, в шкафу, где им и положено быть.

А потом Везр открыл дверь, и они вышли в проезд.

– Так, мадам, будьте здоровы, – сказал черный пес, обходя бочку с известкой, и чуть сморщил низкий лоб под черными волосами, – ступайте с газетами, спрячьте веревку и думайте о колодце. А также о мышах, за которых предлагаю грош. Тьфу ты, эта бочка с известкой вечно торчит тут…