Катя Метелица - Азбука жизни

Кстати — некстати? — в незабвенном отеле «Кристиж» я один раз для приличия попыталась заказать капуччино. Красавица-барменша долго звякала никелированными, стеклянными, хрустальными, медными штучками, а потом одарила меня такой благоуханной фразой: "Капуччино — но. Сори, мадам. Милк машинка капут".

Первые мои были нежно-голубого цвета и произведены в какой-то из республик советской Прибалтики. Оттуда же и привезены с оказией. То есть явились, как достижение западной цивилизации, с запада — буквально. Я их возненавидела сразу же и люто, как российские поселяне екатерининскую картошку. И выбросила в дачный помойный пруд. Оттуда их, впрочем, извлекли, постирали и вновь надели на меня, отшлепанную. И после этого я их уже очень полюбила. Как, опять-таки, возлюбили картошку поротые крепостные.

А до этого колготок никто не видел, и даже не знал такого слова. Известно было слово колгота с ударением на а, примерно то же самое, что копуша, как меня называли, когда я не проявляла расторопности, собираясь в детский сад. В детском саду мои голубые колготки были сенсацией. Все носили коричневые простые чулки, которые пристегивались к специальному пояску, называемому отчего-то лифчиком. У мальчиков тоже, я помню. Следовательно, все мужчины — мои одногодки и старше носили в детстве лифчики. Это стоило бы обдумать, но мы же не грязные фрейдисты какие-нибудь.

Вслед за голубым в смысле колготок периодом был розовый. Чудесные колготочки с белыми и розовыми ромбами были самой большой радостью моих начальных школьных лет. Дальше было хуже.

Новая злобная директриса выпустила декрет о всеобщем цветовом однообразии. Политически корректным был признан оттенок, который она именовала бэжевым. В таких вот бэжевых колготках я ухитрилась выпасть из автобуса. Образовалась огромная дыра, и у меня на всю жизнь осталась привычка при каждой возможности скрещивать ноги так, чтобы правая нога закрывала левую, на которой тогда была штопка, а теперь остался только шрам. Что, конечно, не так страшно, как штопка на колготках.

Вообще многое пережито. Например, колготки были так называемые эластичные и так называемые простые. Эластичные считались вредными для детей — "химия на тугой резиночке". Они действительно были противноватыми по ощущениям, но зато не сползали. Простые (хлопковые) — сползали. Это была катастрофа.

Особенно если посреди урока вызывали к доске. Лучше всех с этой проблемой справлялась подруга моя Оля Балыкова, которая делала так: выходила к доске, поворачивалась лицом к классу, поднимала коричневую плиссированную юбку, не спеша подтягивала колготки, становилась в третью балетную позицию и затем уж достойно принималась отвечать что там ее спрашивали. Но не все были способны на такие радикальные жесты. Я вот — нет.

Зато я достигла артистизма в снимании рейтуз. Их заставляли надевать в морозы, запугивая будущими женскими болезнями. По пути с седьмого этажа на первый я успевала расстегнуть оба сапога, снять рейтузы, вновь надеть сапоги и спокойно выходила из лифта. Иногда даже успевала запихнуть рейтузы в ранец. В болезни от холода я не верила, поскольку видела, что здоровые с виду женщины в мороз надевали тонкий капрон и никаких рейтуз.

Капрон — это были настоящие взрослые колготки, мечта. Они были двух основных видов: по четыре пятьдесят и по семь семьдесят. Эти числительные произносились женщинами с той же неповторимой многозначительностью, что мужчинами — три шестьдесят две и четыре двенадцать. Разница между дешевым и дорогим была тоже вполне пропорциональна.

По четыре пятьдесят, носимые основной частью женского населения по будням, огорчали некоторой шероховатостью и мутноватым цветом. По семь семьдесят были прекрасны. Целыми они оставались примерно дня три. Зловещие слова затяжка и поехали. Средняя женская зарплата была сто шестьдесят рублей. Вопрос: что такое богатство? Ответ: надеть под джинсы незашитые колготки. Анекдот. Не смешно, зато по теме.

Потом все устоявшиеся реалии смешались, я решила, помимо всего прочего, стать феминисткой, сожгла свой лифчик и, будучи человеком литературным, стала носить синие чулки. Это было необычное ощущение, и я вошла во вкус. В универмаге Москворецкого рынка обнаружились синие колготки в красных розочках, и белые в синих розочках, и несколько пар, имитирующих шотландскую клетку разных кланов. Потом не помню уж где я нашла очень красивые темно-зеленые, которые порвал часами юноша-маоист из Сан-Франциско, и из этого вышла довольно увлекательная лав стори.