Норман Мейлер - Евангелие от Сына Божия

А вдобавок Бог дал Соломону все, о чем он не просил, — и богатство, и славу, — и не было в те дни царя более великого, чем царь Соломон.

Однако теперь голос Господа сказал мне:

— Соломон не выполнил Моих заповедей. Он изрек три тысячи пословиц, спел общим счетом тысячу и пять песен, люди стекались отовсюду, чтобы внять мудрости Соломона, ибо в этом он превосходил всех земных царей. И остальные цари несли ему в дар серебро и слоновую кость, обезьян и павлинов, но… — произнес Господь в самое мое ухо, — царь Соломон полюбил многих чужестранных женщин: и дочь фараонову, и моавитянок, аммонитянок, идумеянок, сидонянок, хеттеянок, — хотя Я повелел сынам Израиля: «Не входите к ним, чтобы они не склонили сердца вашего к своим богам». У Соломона же было семьсот жен и триста наложниц. Нет, хоть он и дожил до глубокой старости, но с каждым годом радовал Меня все меньше и меньше. Слишком много подарков получил он от Меня, слишком много. Потому-то, — продолжил Господь, — тебе Я вовсе не дам богатства. И ты никогда не коснешься женщины, иначе Бог покинет тебя.

Перечислив грехи царя Соломона, Он дал мне пишу для размышлений — преимущество, которого сам Соломон был в свое время лишен. К тому же я ослабел от долгого поста и совершенно не хотел женщины. Запрет Господа не показался мне серьезным лишением. Пост мой продолжался.

В эти недели мне часто являлись пророки: Илия, Елисей, Исайя, Даниил и Иезекииль. Все, что говорили они, помню дословно, как если бы говорил это сам.

Однажды мне приснилось, будто я — пророк Илия и веду спор с прорицателями Ваала. Более сорока язычников взошли на мою гору, чтобы принести в жертву тельца, но сперва они разрушили алтарь Господа, возведенный на самой вершине. Потом в знак преданности Ваалу они исполосовали себя ножами. Из ран хлестала кровь, язычники истошно вопили, но Ваал не отзывался.

Видя, что Ваал в моем присутствии безмолвствует, я поставил стоймя двенадцать больших камней, чтобы обозначить двенадцать колен Израилевых, и воздвигнул алтарь заново. После чего вырыл вокруг камней ров, положил на алтарь дрова и, заколов тельца, кинул мясо на дрова. И принялся лить воду на принесенную жертву: лил, покуда ров не наполнился водой.

И тут, взметнувшись, пламя Божье охватило тельца, мокрые дрова, камни и мгновенно слизнуло из рва всю воду. Я же обезглавил всех до единого прорицателей Ваала и лишь тогда проснулся.

Проснувшись же, осознал, что я вовсе не Илия, а видел сон, согласно его пророчествам. И сон этот говорит о том, что мой пост должен длиться сорок дней и сорок ночей. Иначе — если я не изменюсь сам и не изменится народ Израиля — всем нам грозит Божья кара.

Я понял, что в юности размышлял о древесине под резцом куда больше, чем о своем народе. И не прислушивался к Иосифу, который часто повторял: «Все мы повинны

в грехе Израиля, ибо не прилагаем усилий, дабы его избыты.

Я еще не ведал, что стану печься о грешниках больше, чем о праведниках. Я довольствовался тем, что вспоминал слова пророка Исайи: «Хотя народ твой — что песок морской, но лишь остаток обратится к Господу». И тогда, на шестой неделе своего поста, вдохновленный пророком Исайей, я надеялся, что с помощью этого остатка правоверных евреев мне удастся возродить все, утраченное моим народом. Я повторял речения Исайи вслух, вперив взгляд в самое солнечное око, пока глаза мои не начинало жечь огнем и я не принужден был возвращаться в тень. Я раздумывал, с какими проповедями обратиться к грешникам, и решил вновь прибегнуть к словам Исайи: «Омойтесь, очиститесь; отрешитесь ото зла в деяниях своих; освободите угнетенных».

И настал сороковой день. И настал вечер, и Господь обратился ко мне:

— Завтра можешь сойти с горы и принять пищу.

Тут меня снова одолел голод — жестокий и необоримый.

Я неотступно думал о пище, но Бог сказал:

— Сегодня останься на горе. И жди гостя.

Вскоре гость появился — прекрасный, как князь. Его шею украшала золотая цепь с подвеской, а на подвеске был изображен овен, свирепый, но самый прекрасный из всех виденных мною овнов. Волосы князя, длинные, как и мои, отливали шелковым блеском. На нем были бархатные одежды цвета багряного заката, а на голове корона — золотая, как солнце. Он взошел на крутую гору, но одежда не запылилась и на коже не проступил пот. Я признал его сразу — и не ошибся. Дьявол не замедлил представиться, а я подумал: он — самое совершенное из Господних созданий.