Януш Вишневский - Бикини

Эндрю умолк. Встал и пошел по пляжу к воде. Анна закурила сигарету, посмотрела на кучку песка, которая осталась от брошенного им песчаного шарика. Она понимала его энтузиазм и возбуждение. Такие чувства испытываешь, когда занимаешься чем-то действительно важным для тебя. Ее отец тоже был способен месяцами жить в своем мире, когда занимался своими проектами. Но отец никогда бы не согласился участвовать в том, что могло кого-то обидеть, унизить, ранить, а тем более убить...

С каким отвращением отец надевал мундир, когда его призвали... Они с матерью провожали его на вокзал. Его лицо отражало безграничную грусть и стыд. Ему было противно стоять перед ними в этом мундире. Он чувствовал себя в нем, как клоун на похоронах. Но он был вынужден сделать это ради них. Выбор был невелик: тюрьма или мундир. Тюрьма означала бы преследование жены, матери и дочери. Всей семьи. Теперь Анне иногда кажется, что отец умер уже там, на вокзале в Дрездене, еще до того, как состав отправился под Сталинград. Она не может представить себе, чтобы он в кого-то стрелял...

Очнувшись от воспоминаний, она посмотрела на океан. Эндрю нигде не было видно. Она испугалась. Встала и подошла к воде.

— Эндрю! Эндрю, где ты, Эндрю?! — в панике кричала она.

Неожиданно он появился рядом.

— Я здесь.

— Эндрю, прошу тебя, не делай так больше! Никогда не делай, — шептала она, жадно целуя его лицо и волосы.

Он обнял ее. Прижавшись друг к другу, они шли по пляжу.

Анна проснулась от странного ощущения тревоги. Прикрыла веки. Протянула руку к сигарете.

На Бикини начиналось воскресенье. Для Нишмы, Маттеуса, Рейчел и всех остальных в деревне это не имело особого значения. Для них понедельники, вторники, четверги или субботы, по большому счету, отличались от воскресений лишь службой в церкви. Во всем остальном дни недели были похожи один на другой. Лодки отправлялись в море, женщины ткали циновки, плели корзины, потрошили рыбу, запекали ее на костре, дети плакали или смеялись, солнце всходило и заходило, люди умирали и рождались как по четвергам, так и по воскресеньям. Дни недели на Бикини были чем-то условным.

Анна зарядила в фотоаппарат новую пленку. Оделась наряднее, чем обычно. Обула туфли. Впервые с тех пор, как прибыла сюда, шла по пляжу в туфлях. Ей казалось невозможным прийти в церковь босиком. Но для местных жителей обувь играла совсем иную роль — она защищала ступни от ран, ожогов или укусов. Здесь все было по-другому, в том числе и церковная служба, которая была похожа скорее на праздничное развлечение, чем на священнодействие. Женщины украшали цветами не только алтарь. Они вплетали в волосы гибискусы и были одеты очень живописно. Все радостно улыбались в ожидании встречи с Богом. Для жителей Бикини Бог, о котором они узнали от миссионеров, был не только христианским творцом и мудрецом, не только Иисусом в окружении апостолов, он был и в скорлупе кокосового ореха, и в разноцветном птичьем оперении, и в ракушке на пляже, и в дуновении ветра, и в голубизне океана, и в каждой рыбе, которую даровал им этот океан. Они приняли христианство, принесенное сюда миссионерами, но это вовсе не мешало им оставаться язычниками.

Войдя в заполненную людьми церковь, Анна нашла взглядом Маттеуса. Он сидел в первом ряду рядом с королем Джудой. Когда Маттеус обещал представить ее своему королю, она думала, что это представительный, неприступный и властный человек. А король оказался маленького роста, с крупными редкими зубами, которые, казалось, не помещаются у него во рту, с длинными растрепанными волосами, и выглядел так, будто только что проснулся или напротив несколько дней не ложился спать. Он напомнил ей опустившегося, грязного попрошайку с «Пенсильвания-стейшн» в Нью-Йорке. А вот сидевшая рядом с ним жена выглядела гораздо более величественно. У нее были индейские черты лица, и она смотрела на всех свысока, как настоящая королева. Это Анну не удивило. За время, проведенное на Бикини, она успела заметить, что здесь властвуют женщины. И ощущение, что именно это — залог покоя и гармонии, царивших на острове, крепло в ней с каждым днем.

Пастор произнес короткую проповедь, торжественное песнопение заполнило храм и поплыло над островом. Анна пела вместе со всеми и размышляла. Если в Нью-Йорке, смешавшись с толпой, она носилась как безумная, то здесь, на Бикини, жизнь текла в замедленном темпе, здесь люди уделяли больше внимания каждому ее мгновению, которое никогда не повторится. Здесь на все хватало времени. И все готовы были делиться им друг с другом, словно самой дорогой вещью, какую только можно кому-то подарить. Только здесь Анна поняла, как это важно. Однажды она сидела на пороге дома Рейчел, к ней подбежали две маленькие девочки и чуть ли не час расчесывали ей деревянными гребнями волосы. Им нравилось прикасаться к светлым волосам, каких они никогда еще не видели. В четыре руки, неторопливо, они вплетали в ее прическу цветы, примеряли ей венки, заплетали косы и распускали их только для того, чтобы с веселым смехом накрутить светлые пряди на палец. Анна покорно сидела, не мешая им, и плакала. У ее матери тоже был деревянный гребень, и она иногда брала его в подпол, к Лукасу, чтобы его причесать.