Майгулль Аксельссон - Апрельская ведьма

Эти девчонки — предательницы. Эллен обеим никакая не мамаша, у них где-то наверняка остались мамы, а этим двоим до них и дела нет.

Но Биргитта не предательница. И никогда в жизни ею не будет.

Эллен невзлюбила Биргитту, ей вообще не хотелось, чтобы Биргитта появилась в ее доме. Это было заметно уже в первый день, когда она поволокла Биргитту в подвал, в ванную, и так там ее терла, что едва кожа не слезла. И ни разу не улыбнулась, только морщила лоб, отрывисто командуя — повернуться спиной, вытянуть руки, — всюду норовила добраться. Биргитта говорила, что сама справится, что она, между прочим, привыкла мыться сама и ее не нужно купать, как маленькую, но на это старуха только фыркала и бормотала, что похоже, будто Биргитта не мылась несколько лет. Но это была подлая ложь, в этом году Биргитта купалась совершенно точно. Один раз летом, когда сама ездила на пляж в Вараму и окуналась в Веттерн. Мало ли что — разве это дает старухе право тереть ее такой жесткой щеткой?

Эллен была жутко злопамятная, она словно не могла простить Биргитте то, что случилось в первый день, когда Биргитта отказалась пить ее желтый сок и обозвала его ссаками. После этого она ругала ее за все: за нечаянно разбитую фарфоровую статуэтку в столовой, за то, что слишком громко кричит и слишком быстро бегает, когда играет, за то, что не понимает, что нельзя ходить в грязной одежде и надо чистить зубы каждый божий день, — причем и утром, и вечером! А бывало, старуху до того разопрет собственная злоба, что кровь пойдет носом. Обеих подлиз это жутко колыхало — ну прямо конец света. Кристина мчалась на кухню, несла воду и мочила лоб Эллен, а Маргарета притаскивала вату, чтобы старуха запихнула себе в нос, и тут же лезла к ней на коленки. И обе девчонки пялились на Биргитту — будто это она виновата, будто из-за нее у старухи кровь носом пошла.

Ну, Маргарета-то еще вроде ничего. Она была чуток боязливая, но не такая трусиха и втируша, как Кристина. Ей нравилось носиться по дому и играть, и только заполучив новую книжку, она становилась невыносимой. Тогда она садилась на свою кровать в Пустой комнате и полностью отключалась, и даже не замечала, что, читая, ковыряет в носу. Кошмарики! Зато читала она быстро и, проглотив очередную книгу, кидалась искать Биргитту. Ей всегда хотелось играть в то, что она только что прочла, в особенности если это была книга про Великолепную Пятерку. Биргитта иногда соглашалась, но только если ей доставалась роль Джорджа. А то просто комедия — Маргарета ни за что не смогла бы изображать Джорджа, даже если бы попыталась.

Только в середине лета Эллен стала обращаться с Биргиттой по-человечески, но ведь и было за что! Ее, похоже, впечатлило, когда Биргитта сумела выше всех забраться на вишню в саду. Биргитта, разумеется, не стала хвастать, что лазила она и повыше в свое время, когда они с приятелями осенью отправлялись в Вараму и набивали полные карманы фруктами из опустевших садов вокруг заколоченных дач. Эллен в тот раз так проняло, что она даже сфотографировала Биргитту, когда та сидела на верхушке дерева. Обе девчонки, правда, тоже попали в кадр — а потом Эллен отдала увеличить и раскрасить снимок, купила для него блестящую рамку и поставила на шкафчик в своей комнате.

Биргитте это понравилось, она норовила незаметно прошмыгнуть в комнату Эллен, чтоб лишний раз на фотку глянуть. Она там такая хорошенькая — в розовом платьице и с льняными волосами!

Одежду им теперь шила Эллен, против чего Биргитта не возражала. Девчонки могли сами выбирать цвета и фасоны, и Биргитта тоже. Надо было совсем уж глупость выдумать, вроде зимних шортов или летних шарфов, чтобы она раскудахталась и отказалась шить, а так она делала все, что ни попросишь. Поэтому к экзамену в четвертом классе у Биргитты оказалось самое красивое платье — с розовыми бутонами и с воланом на юбке.

Всем она утерла нос. Наконец-то!

Только вышло с ним сплошное горе, с этим платьем.

Как-то в конце мая Боссе рассказал, что Гертруд вернулась. Его востроглазая мамаша углядела накануне, как та волокла свой чемодан через двор.

Повезло, что он сказал об этом на большой перемене, как раз когда они спускались по лестнице в столовую, — не то Биргитте пришлось бы удирать с уроков. А теперь достаточно было чуточку отстать от всех, незаметно проскользнуть к наружным дверям школы и сделать ноги.

Ключа у нее с собой не было, она закопала его под кустом в саду Эллен, едва земля оттаяла. Но это не важно. Гертруд дома, и она откроет дверь. Есть счастье в жизни!