Д. Артемьев - Мафия нищих

– Выспался? – спросила сестра.

– Да, ты же заранее знаешь, что выспался.

Женщина с испугом посмотрела на Игоря.

– Тоня, – скомандовал Игорь, – разбирай машину, подарки, спальник мой не забудь, одежду разную, а я пока с Машей, с сестрой твоей, познакомлюсь поближе.

Тоня послушно вспорхнула, а Игорь присел напротив Маши, сдвинул тарелки на край и очень спокойно сказал:

– Ну, рассказывай все подробно. Не утаивай. Откуда этот дар предвидения? Что за срок такой наступит послезавтра? Если я не ошибаюсь, послезавтра Тонин день рождения. Что должно произойти? К чему это упоминание про мамку? Ты отвечай, не молчи, – Игорь улыбнулся, – разрешаю себя перебивать. Ну?

– В семье дар у нас такой, – женщина помолчала, – у девок только.

– Ты имеешь в виду девственниц? Тоня, судя по всему, еще девушка?

– Ну.

– Это что же, и ты?

– И я. Не решился никто, когда мне восемнадцать стукнуло. Уж очень мы в девках некрасивые. Нежеланные. Никто нас не хочет. Как проклятие. Пойдем-ка со мной в избу, я тебе покажу.

– Показывай, – разрешил, поднимаясь, Игорь.

В избе царил полумрак. В комнате с большой печью и кроватью пахло травами. Всюду скатерки, салфетки. В углу большая икона. На стенах висели несколько картин в темных рамах. Маша сняла одну и поднесла к окну. На Игоря смотрела Тоня, но что это была за Тоня! Это была неземная красавица.

– Вот ни… – Игорь сдержался. – Я так понимаю – Тонина мать. Но красавица…

– Такая же была, как Тонька. Это уж потом. Писал ее дядя Егор. Тоньке как раз годик был.

– Жива?

– Оба померли: и отец, и мать. Отравились. Привез кто-то баночную еду иностранную, ну и под закуску, значит. Я в лесу была, брала ягоду, а Тоне только годов пять, она плакала, руками банки хватала, не давала есть. А те уже выпили, куда там. Они друг друга сильно любили. Сам посуди, это же надо очень сильно любить, чтобы такую девку в жены взять. Я к вечеру вернулась, поздно. И вот, подумай, мать-то до родов все знала, что будет. А тут, как вымело, дочке не поверила. Бесследно исчезает, и в памяти ничего не остается. Все передается дочурке.

Игорь молчал, разглядывал портрет, молчал и думал. Потом спохватился. Что же он, дурак, делает, о чем думает? Это все равно что Машке вслух говорить. Женщина повернулась к нему и сказала печально:

– Не встает у мужиков на нас. Редкий случай. – И добавила: – А вы, мужики, все корыстные. Особенно городские. Ну, скажи, Матвеич, а как мальца родит?

– Такую красавицу, – Игорь улыбнулся на портрет, – из постели отпускать не буду. И мальцов, и девок нарожает как миленькая.

– Так ты что же это, выходит, решился?

– А ты что же это, Маш, дар свой на минутку потеряла? – в тон женщине ответил Игорь.

И Маша счастливо засмеялась.

На обратном пути Тоня неотрывно смотрела на Игоря. Знала она, конечно, знала, но не верила. Ах, какой подарок он сделал ей в день рождения! Ранним утром вошел в комнату с огромным букетом, сдернул с нее простыню, завалил цветами и принялся целовать, целовать, целовать. Полдня провалялись они на Машкиной мягкой постели. Сама Машка появилась поздно, а слез-то было, слез. Игорь Матвеевич даже прикрикнул на нее. Удивительно, как Маша его слушается. Уж сколько лет из родных мест не уезжала, а как он приказал быть в городе через месяц, так прямо и козырнула. Ни слова против.

– Игорь Матвеевич, – сказала Тоня, – ну зачем столько гостей?

– Ах ты, Лягушка, – воскликнул Игорь, – я и забыл! Думал, сразу твой дар пропадет.

– Не-е, – засмеялась Тоня, – не сразу. Только после родов. Но мне страшно в Ирландии рожать.

– И это ты просекла, – засмеялся Игорь, – ничего страшного. Там лучшие врачи. И мы с Машей будем рядом.

Тоня счастливо улыбнулась и ласково погладила руку Игоря, лежащую на баранке.

Огромная белая собака мчалась на нее по дорожке. Мчалась и захлебывалась злобным рычанием, от которого стыла кровь. Ната остолбенела; пронеслась мысль, что собака сейчас собьет ее на дорожку, а потом разорвет в клочья. Собака прыгнула, мир в глазах Наты стал ярко-зеленым, контрастным.

Потом папин знакомый доктор объяснил, что при сильном стрессе может мгновенно развиться гипогликемия, то есть недостаток сахара. Гипогликемическая кома очень опасная вещь, и слава Богу, что молодой человек напоил Нату фантой. Это именно то, что ей было нужно в тот критический момент. Ната и сама помнит, что очнулась от струйки фанты, текущей в ее приоткрытый рот. Она была вся в поту, дрожала, и, когда Игорь поднял ее голову со своих коленей, у нее все поплыло перед глазами. Постепенно дрожь прошла, зрение наладилось. И девушка могла идти, поддерживаемая своим спасителем. Он назвал свое имя, спросил ее, она ответила, он еще что-то спросил, но Ната почти ничего не запомнила в тот момент. Их коттедж был рядом, и вскоре Игорь ввел ее во двор. Мать, увидев бледное лицо дочери, сразу заголосила. На ее крик выскочил отец, немедленно оторвавшийся от письменного стола. Но Ната уже пришла в себя настолько, что смогла пресечь материнскую истерику и объяснить отцу всю историю. Она до сих пор не поняла, как осталась в живых и куда делся этот огромный белый пес.