Гомозятся у ног птички, голуби, куры, клюют зимнее угощение. А там, поодаль, другую кучу соломы нанесли, кабана зарезали, смалить стали, а после — четверо добрых мужиков сели, толочься [18] Укр. толочитися — топтаться; бить.
на нем стали, «чтоб сало отошло». Запахло в избах чесноком, колбасами, жареным. Стали к Рождеству готовиться. А тут сам Декабрь-Батюшка на тройке с колокольчиком пролетел, дуга зеленая, в красных розах, сани с Русалками по бокам — сама баба, а хвост будто рыбий. Летел, летел он, да за селом в овраг и сверзился. Побежали ребята на санках, «Декабря подымать». Крик, смех, пиво, брага, суряница, оладьи, пирожки с морковью на постном масле — дым коромыслом! На реке — черно от катальщиков, а у берега — сани с сеном, а на нем — бочка с суряницей, пей, православные, кто хочет, общество ставит! А она пенистая, бражная, с дрожжами, изюмом, в нос кислотой бьет! Хватишь корец, а в носу и защиплет.
Накануне Рождества вишни расцвели, что девушки с Катеринина дня в кувшине держали. Стоят веточки в цвету, листик зеленый, а цветочки на тонких ножках, будто прозрачные белеют! Чудо Рождественское! На дворе снег свежий выпал, сеном пахнет, в избах — кутьей, медом, взваром, а в кувшине цветы — весной дышут, нежные, тонкие, беленькие.
Старый Прад-Иван [19] Т.е. “Прадед Иван”.
на печи, девяносто лет почитай, сидит, ноги свешивши, смотрит: «А что, рано еще?» — «Рано, дедка! — Да, ты бы хоть пирожка съел!.. Обессилеешь». — «А на што? Сегодня — Свят вечер, поститься надо». — «Да ты стар уже поститься». — «В самый раз мне. На то и Прад-Иван!»
Засыпает Прадед старый, воды попивши. В третий раз подымается: «А что там? Звезды нету?» — «Есть!.. Есть!.. Звезда горит! — вбегает шустрый правнук. — Над токами зажглась!» — «Ну, слава Богу! — крестится Прад-Иван. — Рождество Твое, Христе, Боже наш!.. — ломающимся голосом поет он, слезает, одевается. Дают ему тулуп, валенки, шапку, рукавицы, поясом подпоясывают. Ведут Прад-Ивана на двор, собственными очами Звезду узреть хочет! Вот и назад пришли. Тяжело дышит он, опускается на лавицу, потом медленно раздевается, крестится: «Слава Тебе, Господи, удостоил нас, грешных, узрети Звезду Твою Вифлеемскую!.. Ваньке! Поди-ка, ветру нету?» — «Нету, Прадешка, [20] Т.е. “Прадедушка”.
нету». — «Ну, пойди, возьми у Малого свечку, принеси сюда». Мальчишка — раз-раз, и уже обратно летит, несет свечку. «Не бегай так, а то, коли [21] Укр. колi — когда.
свечу задуешь, Прадешка твой в лете помрет! — наставляет мать, молодая женщина. — Стерегись!» — «Ничего, мамка, сумею!» — отвечает тот, и вправду, возвращается сияющий: «Горит у Малого!» — «Дай Бог, чтоб и на тот год горело!» — отвечает отец, дюжий мужчина лет сорока. Прад-Иван подходит к окну и долго смотрит на крохотный, трепетный огонек у Малого, и шепчет слова давно забытой старины: «Милый наш Крышний, свете нам Вышний, дай нам весну пригожу, траву высоку, да рожь — колос от колоса, не слышно голоса!» И еще: «Се бо вам, батя, се бо вам, мати!» — и перекрестился.
«Ну, теперь пора и за стол! Хозяюшка, выноси коровай [22] Каравай или коровай м. вообще, непочатой, цельный хлеб, либо колоб, кутырь, круглый ком. ( В.Р.Я. )
медовый! — сказал хозяин. — Садись, Прад-Иван, на Красное Место». Деда подвели под руки к образам, усадили за стол, покрытый вышиванной [23] Укр. вишиванний — вышитый.
скатертью, на которой было сено, стояли три горшка, один с кутьей, только что из печи, другой с медом, и третий с взваром. Тут же стояла большая миска пирожков с картошкой и морковкой, и жареная рыба на тарелке.
С праздничной половины вышла хозяйка с большим короваем в руках, поклонилась иконам, Праду и мужу, а потом всем, и поставила на стол.
«Ну, все теперь в сени! Выходи! — скомандовал Прад-Иван. — Заходи, когда позову!» Когда все вышли, он истово перекрестил коровай дрожащей рукой трижды, прочел «Отче наш», перекрестил еще раз, прочел «Богородицу», еще раз и прочел «Достойно есть», потом «Рождество Твое, Христе, Боже наш», а затем с трудом опустился на пол, так что голова его пряталась за коровай, и позвал: «Заходи!» Все вошли. «Ну что, дети, видите Прада вашего?» — «Нет, не видим», — отвечали все хором. — «Ну дай Бог, чтоб и на будущий год не видели!» После этого все приблизились к столу и стали подходить с тарелкой к Праду, который раздавал каждому кутьи, меда и пирожков.
Тут все заняли свое место, и взвар разливала уже хозяйка.
Когда кончили кутью, перекрестившись, встали, Прад-Иван сказал: «Оденьте меня! Самый старший на дорогу, звать человека поесть с нами, а, младший, Ваня, забирай кутьи, взвара, пирожков, и снеси старухе Варваре! Она больная и бедная! Да не забудьте ей и коровая кусок отрезать».
Читать дальше