Даня Шеповалов - Комплекс девственницы

— Зыс ыз Педро Альмодовар! — гордо сказала Настя, ткнув в Мишу пальцем. — Энд ай эм хим… хиз… хиз френд. Френд оф Педро Альмодовар. Энд зыс ыз хим!

— Факин шит!

— Еще бы… — гордо кивнула Настя.

Миша же решил, что выпячивать дальше губу не стоит, потому что мышцы рта уже итак болели от постоянного напряжения. Португалец весело подмигнул Насте, напомнив ей почему-то ту самую глупую молодую овчарку, и, упав на колени, стал целовать руку Мише.

— Педро! Падре!

Брюнетка поправила порео, чтобы оно закрывало незагоревший след пятерни на животе, который, видимо, остался с самого начала отдыха — подруга намазывала кремом от загара с сильной защитой.

— Энд вот из ё нейм? — спросила португальца Настя.

— Мауриццио! Бат май френдс колл ми Алкашка!

— Ништяк. Алкашка, ты хочешь играть Марию в «Солнце Барселоны»?

Дальше все было сумбурно. Настю несло, Мише же ничего не нужно было говорить. Он уже успел искупаться и поваляться в песке с одной из красоток, теперь же все трое, даже хмурая страшилка, похоже, собирались к нему в номер.

— Кастинг! — кричали они, пьяно смеясь. — У нас будет кастинг!

— Точно, — говорила Настя, — Квентин выберет только одну, самую лучшую для своего фильма. У него в номере есть кожаный диван и зеркала, все, что нужно для кастинга.

Она наклонилась к Мише и тихо, чтобы не слышали новоявленные актрисы, посоветовала:

— Выбирай вот эту брюнетку. Всегда выбирай для случайных связей девушек с пирсингом в языке. Это может быть и не очень приятно, я не знаю, но зато они самые развратные и научат тебя таким штукам, до которых бы ты сам никогда не додумался.

— Я всех их в-в-выберу, — сказал Миша, икнув, — но сначала м-мне нужно отмыться от п-песка. Я сейчас.

— Да ладно, в номере помоешься.

— Нет, м-мне сейчас нужно.

Миша дошел до полосы прибоя, скинул сандалии, а затем зашел в море чуть выше колена — отмывать песок, приставший к ногам. Он развел рукой разводы на воде, от крема для загара вечерних купальщиков. Вокруг нанесло много водорослей и медуз: одних белесо-прозрачных, других с ядовито-сиреневым отливом по краям и на щупальцах, которые жглись. Море штормило. Отмывая ноги от песка, Мише то и дело приходилось высоко подпрыгивать, чтобы волны не намочили шорты, ему казалось очень важным, чтобы они не намокли. Даже когда Миша поскользнулся на медузе, на ощупь похожей на полиэтиленовый пакет, наполненный водой, и одной из волн его сбило с ног, он все-таки успел в прыжке стянуть шорты на колени и поднять ноги над водой. Он долго бился со стихией, одновременно пытаясь встать и не намочить шорты. Минут через десять он плюнул, опустился на дно и пополз в сторону берега, наглотавшийся соленой воды, уставший от борьбы за выживание и неприкосновенность шорт. Выполз на песок и крепко уснул.

Проснулся он, когда солнце уже поднималось над «диснейлендом» — утреннее, еще не жаркое, но обещавшее скорый зной. Стойкие тусовщики все еще танцевали в его лучах, пытаясь как можно дольше отсрочить час возвращения в реальность. Солнце для них было досадным напоминанием о начинавшемся новом дне, который они по большей части проспят.

— Миха! — крикнула ему странная девушка в берете с авоськой в руках, в которой болтались бутылки с молоком.

Одежда девушки была вся в песке, видно та тоже спала на пляже.

— Нормал? — спросила она Мишу, подойдя ближе. — Актрисы-то оказались крутые: ни денег теперь, ни телефонов.

Миша не очень понимал, где он. Вокруг были странные металлические конструкции, искусственные пальмы с тростником вместо листвы, асфальтовые дорожки, ветер с песком.

— Не знаю, брат, — сказал Миша, ни разу не заикнувшись, — все это было уже, вот эта самая минута, она была с нами очень много раз, когда ты говорил мне про актрис. Если бы я нашел нужные слова, брат, я бы объяснил тебе, что я имею ввиду, но, я надеюсь, ты понимаешь без слов меня.

— Брат значит? — обрадовалась Настя-режиссер. — Ништяк! Подожди, не теряй мысль, я сейчас включу камеру.

Мимо них прошла девушка в костюме медсестры: с зеленовато-бледным лицом, рот она придерживала ладонью.

— Медсестре плохо, — пояснила Настя. — Слушай, пойдем-ка к бару, соберем всех остальных и решим, что дальше делать.

В баре спали все: и бармены, и посетители, положив головы на барную стойку. Только неутомимая Надя, на которой держался весь мир, что-то высчитывала в толстой тетради с колонками цифр.

— Ладно, давай, что ты там говорил про минуту, которая все время повторяется? — спросила Настя-режиссер, наводя на Мишу объектив.