Татьяна Соломатина: Сонина Америка

– По сорок долларов за килограмм! – оживляется Валера. – И вообще, Джош мне особенно нравится тем, что он молод, не утратил вкуса к жизни и ему не лень потратить целую кучу усилий на то, что лично мне кажется уже бессмысленным.

– Может быть, это и есть единственно осмысленное дело – тратить усилия на простые вещи. Например, на приготовление вкусной еды, – тяжело вздыхает Сонечка.

– Хотите конфет? Они вкусные. Низкокалорийные, даже диабетикам можно.

– Нет, нет и нет!

Еда стала главным проклятием Сонечкиной Америки.

Может быть, где-то и есть правильно питающаяся Америка, и Соня не раз видела стройных женщин просто так, в городской толпе, а не в голливудских блокбастерах. Их, признаться честно, было меньше, чем на родине, но все-таки они были.

Но в той Америке, куда попала Сонечка, ели везде и всегда.

На утренних врачебных конференциях в MGH.

На клинических разборах в B&W госпитале.

На лекциях в Harvard Medical School.

На встречах в русскоязычных общинах.

Во время телемоста с Вашингтоном в каком-то историческом особняке в окрестностях Бостона.

Во время осмотра достопримечательностей.

Ели в Линкольн-центре в Нью-Йорке и в Массачусетском технологическом музее в Бостоне.

Ели, ели, ели во время завтрака, ланча, обеда и ужина, а также в перерывах между приемами пищи.

Ели в Макдоналдсах, Донкан-Донатсах, в китайских, японских и даже русских дешевых забегаловках.

Ели в дорогих ресторанах и просто на улицах.

А когда не ели – пили.

Постоянно пили омерзительную жижу коричневого цвета, гордо именуемую «кофе».

«Как же надо было постараться так испоганить прекрасные кофейные зерна, чтобы из них вышла эдакая дрянь?!» – частенько спрашивала себя Соня.

Она старалась не прикасаться к бесконечным бутербродам со вкусом кислой горчицы, к бескрайним пиццам и китайским похлебкам, после которых хотелось выпить море жидкости, но традиционная, льющаяся рекой кока-кола ничуть не гасила жажду. Напротив, этот газированный субстрат, производимый, похоже, все из той же глинистоволокнистой биомассы, вызывал жажду еще большую.

В первые два «американских» месяца Сонечку разнесло на восемь килограммов.

Потому что дружелюбные американцы все замечали и пресекали ее попытки воздержаться от еды.

– Почему вы не едите, Сонья? Ешьте! – заботились о ней коллеги на утренних врачебных конференциях в MGH.

– Сонья, разве у вас в России вы не пользуетесь случаем перекусить, чтобы потом не отрываться от дел? – интересовались врачи на клинических разборах в B&W госпитале.

– Сонья, разве русский студент голодает, разве ему нельзя есть и слушать? – спрашивали у нее на лекциях в Harvard Medical School.

– Софочка, кушайте, детка! – накладывали ей в одноразовые тарелки «комбикорм» из металлических чанов, подогреваемых в онлайн-режиме, старушенции на встречах в русскоязычных общинах.

– Сонья, не стесняйтесь, будьте как дома! – предлагали ей пресловутых размеров синтетические бутерброды и рыхлое печенье во время телемоста с Вашингтоном в каком-то историческом особняке в окрестностях Бостона.

– Соньечка, не хотите ли перекусить? – спрашивал ее Джим до, во время и после осмотра достопримечательностей.

И она ела, ела, как все. Ела в Линкольн-центре в Нью-Йорке и в Массачусетском технологическом музее в Бостоне.

Ела, ела, ела во время завтрака, ланча, обеда и ужина, а также в перерывах между приемами пищи.

Ела в Макдоналдсах, Донкан-Донатсах, китайских, японских и даже русских дешевых забегаловках.

Ела в дорогих ресторанах и просто на улицах.

А когда не ела – пила.

Постоянно пила омерзительную жижу коричневого цвета, гордо именуемую «кофе». И, надо сказать, уже почти к ней привыкла. Ей нравилась манера бостончан пить кофе когда и где угодно – в трамвае, метро, на скамейках парков и просто шагая по улицам.

Еда стала Сонечкиным кошмаром. «Если я и дальше буду толстеть такими темпами, то через десять месяцев я буду весить еще на сорок килограммов больше и стану похожа на этих американских необъятных теток, что косяками бродят тут и там!»

– Валера, прекратите меня кормить! – молила Сонечка, но он был неумолим и готов не спать до полуночи, чтобы, услышав тихий-тихий поворот ключа в бесшумном замке, выйти Соне навстречу из полутемной кухни и пригласить ее отужинать:

– Соня, я сварил прекрасный луковый суп! Такого лукового супа вы не найдете во всей Франции, уж поверьте! Мы с Аллочкой специально ездили в Канаду за этой посудой! – восторженно восклицал он, простирая руку к огнеупорным фарфоровым мисочкам с ручкой, в которых поверхность мерцающего супа бороздили огромные корабли гренок, все в опавших парусах расплавленного сыра.