Светлана Талан: Расколотое небо

Ольга не приходила несколько дней. Еды не осталось. Нужно было куда-то идти, что-то делать, добывать пищу. Варя смогла дойти до сеней и внести дрова, чтобы протопить печь. Она поняла: если выйдет за порог, то не сможет сделать и шага. Она замерзнет в своем дворе, оставив детей одних. Варя растопила печь и почувствовала, как ускоренно стучит сердце и становится тяжело дышать. Одно незначительное движение – отдых. Слабость подкашивает колени, делает движения неуверенными, вялыми, непослушными. Есть ведро с водой. Скоро вода закончится, и она не сможет ее принести. Последние силы вытягивает понос. Хорошо, что в хате есть ведерко. И откуда берется эта жидкость, которая льется из нее без удержу? Варя собрала все силы, чтобы поставить в печь чугунок с водой. Класть туда уже нечего.

Держась за стену, тяжело дыша, Варя дошла до кровати. Она почувствовала, что в ней что-то сломалось. Казалось, что вынули тот стержень, который давал ей силу для активной жизни. До этого времени она очень боялась безразличия, знала, что это верная смерть. Хотелось, чтобы в душе оставались хоть какие-то чувства, эмоции, пусть даже злость или агрессия, однако была одна пустота. Не осталось ничего. Тихо в душе. Не нужно никого ожидать, кого-то любить, постепенно выветривались даже воспоминания. Осталось лишь понимание, что заканчивается отпущенное тебе время и упрямо надвигается темная стена. Вскоре тьма поглотит все, что ты когда-то любила, к чему стремилась, о чем мечтала. Стало безразличным даже то, что недавно казалось смыслом жизни. Нет ни боли, ни печали, ни красок – ничего. Все исчезло, освободив пространство для безразличия…

Березовая роща. Зеленые листочки на тонких березовых веточках. Неестественно насыщенные цвета. Ромашки. Колокольчики. Среди березок теряются веселые детские голоса. Есть еще кто-то. Его не видно, но чувствуется присутствие. И то невидимое – такое родное, до щемящей боли в сердце дорогое, что хочется жить рядом с ним, обнять весь зеленый мир и взлететь в небо. Но что это? Невидимая сила рвет небо пополам, как старую простыню, а там темнота! Страшная, жуткая, готовая поглотить все живое.

Варя открыла глаза. То ли так бьется сердце, то ли так гулко падают за окном снежинки? Сумерки делаются плотнее, сжимают железным обручем, становится тяжело дышать. Еще мгновение – и они сомкнут свои стальные тиски у нее на шее. Нужно засветить лампу и рассеять светом коварные сумерки. Она зажгла свет, подошла к детям. Спят и даже не просят есть. Это и хорошо, ведь нечего дать. Тускло мигает лампа, пытаясь выхватить из тьмы нечеткие образа́. Но даже ее вспышки не могут управиться с тьмой, которая опять обступает со всех сторон, сгущается вокруг нее. По венам медленно растекается холодная смерть.

Отец такой молодой и счастливый! Еще бы! Пшеничное поле золотится спелыми колосьями, ветерок гонит волны. Мать повязывает голову беленькой косынкой, радостно улыбается: «Хороший урожай!» Отец делает первый взмах косой – и стебли с янтарным зерном покорно ложатся на землю. Чувствуется усталость во всем теле, но это приятное ощущение. Такое бывает, когда достигаешь цели и уже не думаешь, что добился ее тяжелым трудом. Мать говорит: «Доченька, мы еще побудем здесь, а ты приготовь ужин». Кипит котелок в печи и чем-то вкусно пахнет. Что там булькает? Большой пузырек поднимается вверх, и вместе с ним выскакивает детская ручка с маленькими пальчиками…

На улице день. В хате стоит звонкая болезненная тишина. Заторможено сознание, однако Варя помнит, что движение – это жизнь. Нет движения – нет жизни. Если сможет поднять руку – значит, она еще жива, если нет, то уже в сетях смерти. Лишь мертвецы неподвижны и безразличны. Она поднимает тяжелую руку. Ее ли это рука с такими толстыми пальцами? Не важно, все равно. Нужно посмотреть, как там дети. Они спят и не просят есть. Маргаритка открывает глазки, водит ими в разные стороны. Нужно напоить детей водичкой. По капельке из ложки вливает им воду в открытые ротики, они глотают, значит, живут. Движение присуще лишь живым.

Ночь. Темнота. Разгулялось ненастье. В хате не топлено и холодно. Или холод в душе? Казалось, что печи в селе никогда не остынут, в домах никогда не прекратят шуметь веселые дети, никогда не перестанут на них кричать старшие. Все поглотила враждебная холодная темнота по имени Смерть. Ветер гуляет по пустым хатам, заглядывает в каждую щель, скрипит незапертыми дверями, громыхает ставнями. Нигде никого. Одиночество и тишина, которая уже даже не пугает. И только ветер носится по крыше и угрюмо воет в дымоходе…