Виктория Токарева - Рассказы и повести (сборник)

Он открыл дальнозоркие глаза.

— А за чей счет делаются чудеса в сказках?

Жена подумала.

— За счет фей, — вспомнила она.

— Ну вот. Значит, ты — моя фея.

Жена хотела что-то ответить, но пока собиралась с мыслями, он заснул. Он действительно устал.

Фея уложила дочку. Потом уложила мужа. Потом вынесла ведро. Потом вымыла посуду. Потом сварила макароны, чтобы утром их можно было быстро разогреть.

Младший научный сотрудник Ирина Дубровская проснулась в понедельник, в половине восьмого утра, и, глядя в потолок, стала соображать: было «вчера» в ее жизни или не было? С одной стороны, она помнила так явственно и вкус взбитых сливок, и рисунок еловой ветки на сероватом небе, что этого не могло не быть. Это, конечно же, было. А с другой стороны, — никаких реальных следов, даже самолетной бирки на чемодане. И вдруг она вспомнила следы на лестнице.

Ирина вскочила с постели, побежала в прихожую, распахнула дверь на лестницу и… Так бывает только в детстве, когда прибежишь домой из школы, войдешь в комнату — а в углу елка. Или бредешь по лесу по утоптанной тропинке, и вдруг — белый гриб.

Никаких следов не было. Ни следов. Ни известки. Ни ремонта. Ремонт окончился, и рано утром тетя Маша чисто вымыла лестницу. Шашечки на полу были ярко-рыжие и по цвету совпадали с плинтусами. Плинтуса — рыжие, стены нежно-зеленые, потолки — голубовато-белые.

Лестница была праздничная, как елка, неожиданная, как белый гриб. И казалось: так будет всегда и никогда не будет по-другому.

До Нового года оставалось семь минут. Надо было успеть проводить старый.

Все подняли рюмки, и в этот момент раздался звонок в дверь.

— Это Эдик и Рудик, — сообщил гостям хозяин дома Алик и посмотрел на рюмку, как бы решая для себя проблему очередности: сначала выпить, потом встретить гостей либо сначала пустить их в дом, а уж потом сесть и спокойно выпить.

Гости выжидающе смотрели на хозяина дома Алика, готовые принять любую предложенную им программу.

— Одну секундочку… — извинился Алик.

Он решил проблему очередности в пользу гостей и помчался в прихожую.

Скоро он вернулся с Эдиком, но без Рудика.

Алик и Эдик стояли в дверях растерянные и смотрели на собравшихся с таким видом, будто они перепутали квартиру и видят всех в первый раз.

— Рудик под машину попал… — сказал Алик.

Все шумно вздохнули со звуком «а» и остановили дыхание. Лица у всех тоже остановились, глаза чуть вытаращились, рот чуть приоткрылся. Так продолжалось минуту или две. А может, пять.

Первым очнулся малознакомый гость.

— А кто это — Рудик? — шепотом спросил он у хозяйки дома, поскольку она сидела рядом.

— Это знакомый Эдика, — шепотом пояснила хозяйка.

— Эдик — школьный товарищ Алика, а Алик — мой муж.

Малознакомый гость мелко покивал головой, как бы выражая, что он все понял и теперь может отдаться скорби более полно и осмысленно.

Пауза была расколота, посыпались вопросы:

— Насмерть?

— Не совсем.

— Что значит — не совсем: жив или мертв?

— Полуживой.

— Полуживой или полумертвый?

— Разве это не одно и то же?

— Полуживой — это оттуда сюда, а полумертвый — отсюда туда…

— А ты его когда видел?

— Я его не видел, — сказал Эдик.

— А откуда же ты знаешь, что он попал под машину?

— Мне Игнатьевы позвонили.

— А где он сейчас?

— Кто?

— Рудик, кто же еще…

— В Склифосовского, где же ему еще быть? — удивился Эдик.

— Мы должны туда поехать, — сказала хозяйка дома и первая встала из-за стола.

Гости задвигали стульями и тоже поднялись из-за стола.

Последовала минута молчания.

— И я тоже должен ехать в Склифосовского? — спросил малознакомый гость.

Он обратился в никуда, и ему не ответили. Никто точно не знал, что он должен, а что — нет. Каждый мог отвечать только за себя.

— Надо вызвать машину, — предложила красивая подруга хозяйки.

— Зачем? — с осуждением спросила некрасивая подруга, так как любая конкретность в этой ситуации выглядела неуместной.

— Ну не пешком же мы пойдем в Склифосовского?

— С Новым годом! — поздравила с телеэкрана нарядная дикторша.

Гости новогоднего «Огонька» сдвинули разом тяжелые фужеры с шампанским. Раздался нежный хрустальный звон, записанный, видимо, отдельно, потому что шампанское съедает звук и наполненные фужеры звучат глухо и коротко.

— А между прочим, с Новым годом! — как бы извиняясь, сказал пятидесятилетний легкомысленный Шурка Петров, всеобщий любимец. Он был в полтора раза старше остальных, но не замечал этого. А может, не знал, и ему не сказали.