Виктория Токарева - Рассказы и повести (сборник)

Было модно быть слегка грубой и независимой, девушкойподростком, L'enfant terrible, что в переводе означает «ужасный ребенок». Эта, в доме напротив, была не подростком и не диверсанткой, она была только девушка. Девушка — ангел, и аксессуары у нее были ангельские: арфа.

Никитин смотрел и смотрел. Он сидел в полной темноте, чтобы быть невидимым другой стороной.

Вот она встала… Потянулась, как нормальный человек.

Подошла к окну и посмотрела на Никитина. Он мигом соскользнул с подоконника, присел на корточки. Замер.

Потом взглянул. Занавески в золотом окне были задернуты.

Никитин выпрямился, хрустнув коленками. Включил свет, и этот свет явил однокомнатную квартиру холостякарадиолюбителя. Вокруг лежали какие-то металлические части, тянулись проводки и провода всех возможных сечений, и было впечатление, что Никитин стоит среди обломков рухнувшего самолета. И лицо у него было как у летчика, потерпевшего аварию на необитаемом острове.

Никитин постоял какое-то время, потом шагнул к телефону и одним духом набрал семь цифр. Затаил дыхание.

— Я слушаю вас, — прозвучал голос, серебряный, как арфа.

Никитин молчал.

— Я ничего не слышу, — доверчиво сказал голос.

— А я молчу, — сказал Никитин.

— Почему?

— Видите ли… Вы меня совсем не знаете… И даже не представляете… Я ваш сосед… Из дома напротив…

— Ну почему не представляю? У вас полосатые занавески. В семь пятнадцать утра вы делаете гимнастику с гантелями. А в семь тридцать пять пьете молоко прямо из пакета.

— Значит, вам меня тоже видно?

— Тоже.

— И вечером?

— И вечером.

Никитин вытер лоб рукавом.

— А как вас зовут, сосед напротив?

— Женя… То есть Евгений Палыч… Ну, в общем, Женя.

— А меня Наташа.

Помолчали.

— А что вы делаете сегодня вечером? — осмелел Женя. — Может, пойдем походим?

— Заходите. Мы и решим. Может, действительно пойдем и походим.

— А когда?

— Да хоть сейчас, — предложила Наташа.

— Подъезд пять, квартира двенадцать? — уточнил Никитин.

— А откуда вы знаете? — поразилась Наташа.

— Вычислил. Я же математик-программист. Я и адрес ваш вычислил, и телефон.

— А меня?

— Разве можно вычислить мечту? — полуспросил-полуответил Никитин.

— Жду, — тихо сказала Наташа и положила трубку.

Никитин стоял и слушал гудки, еще не понимая, но предчувствуя, что случилось счастье.

Через двадцать минут Никитин вышел из своей квартиры. На нем была польская полосатая рубашка, югославский галстук, розовый в черную крапинку, и синий финский костюм. Пиджак он застегнул на все три пуговицы.

Сбегая со своего пятого этажа, Никитин посмотрел мимоходом в оконное стекло, на свое отражение. Отражение его несколько задержало.

Никитин неуверенно потрогал галстук. Потом так же неуверенно спустился еще на один лестничный марш и подошел к двери на третьем этаже, которая была простегана малиновой кожей и украшена блестящими кнопками. Позвонил. Звонок затейливо звякнул.

Дверь отворил Гусаков.

На нем был стеганый халат, какие носили адвокаты в дореволюционной России.

Гусаков был член-корреспондент, член четырех королевских обществ, руководитель научного центра, в котором среди прочих трудился и Никитин в чине младшего научного сотрудника. У Гусакова была квартира номер 69, а у Никитина 96, и почтальон часто путал ящики.

Гусакову писали чаще раз в шестьсот. Он был нужен и в нашей стране и за рубежом, во всех четырех королевствах, поэтому Никитин довольно часто возникал перед стеганой дверью. К нему привыкли. Может быть, даже Изабелла, жена Гусакова, думала, что он — почтовый работник. Она поверхностно улыбалась Никитину. Он тоже вежливо улыбался и всякий раз пытался понять ее возраст: тридцать или шестьдесят.

— Здравствуйте, Валерий Феликсович! — поздоровался Никитин.

— Здравствуйте, Женя, — поздоровался Гусаков, глядя в пустые руки Никитина.

— Извините, пожалуйста… У меня несколько неожиданный вопрос. Разрешите?

— Валяй, неожиданный…

— Валерий Феликсович, вот вы объездили весь мир. Скажите: этот галстук идет к этой рубашке?

— Как корове седло, — откровенно определил Гусаков. — Сюда нужен сплошной.

— Сплошной? — потерянно переспросил Никитин.

— Прошу, — пригласил Гусаков и первым пошел в глубь своей квартиры.

Никитин двинулся следом.

Все стены квартиры были увешаны ключами разнообразных размеров и назначений. Здесь были ключи от амбарного замка и ключи от города Антверпена.