Виктория Токарева - Рассказы и повести (сборник)

— А почему блондинка не пошла с вами в театр?

Это был провокационный вопрос. Я ждала, что Ив Монтан поблагодарит судьбу, которая предложила ему вместо блондинки меня.

— Не захотела, — сказал Ив Монтан. Не понял моей провокации.

— Могла бы просто не пойти — и все. Зачем было отдавать билет? Демонстрация…

Я совсем близко подвела его к нужной мысли. Он должен был сказать: «Тогда я не встретил бы тебя…»

— Конечно, некрасиво, — согласился Ив Монтан.

— Тогда вы не встретили бы меня, — прямо сказала я Мне надоели намеки.

— Она хотела, чтобы я понял. И я понял, только не то, что она хотела.

Я почувствовала, что не в силах переключить его внимание с блондинки на себя.

— Сколько вам лет? — Я решила переключить внимание на него самого, а заодно поближе познакомиться.

— Тридцать один.

— Вы женаты?

— Женат.

— А как ее зовут?

— Так же, как тебя.

— Вы ее любите?

Ив Монтан напряженно задумался.

— Конечно, — вспомнил он. Было непонятно, о чем думал так долго. Для того чтобы так ответить, можно было не думать вообще.

— А как же блондинка? — удивилась я.

— Блондинка — это блондинка, а жена — это жена.

— А я — это я?

— А ты — это ты.

Вспарывая воду, прошел речной трамвайчик. Кто-то возвращался на нем из своего свадебного путешествия.

— Но я так не хочу.

— А как ты хочешь?

— Я хочу, чтобы жена — это я, блондинка — это я и я — это я. Всю жизнь.

— Конечно, человек должен заниматься одним делом и жить с одной женщиной. Но бывает, что не найдешь своего дела и не встретишь свою женщину. Все бывает, как бывает, а не так, как хочешь, чтобы было. Поэтому надо уметь радоваться тому, что есть, а не печалиться о том, чего нет.

— А я так не хочу! Я так не буду!

— Будешь. Все так живут.

Моя мама во всем видит проблемы, а Ив Монтан ни в чем не видит никаких проблем. С мамой я, как бестолковый альпинист, постоянно преодолеваю горные вершины. А с Ивом Монтаном я бреду по пустыне Каракумы и не вижу ни одного холмика.

— А я знаю, почему блондинка не пошла с вами в театр.

— Почему? — он обернулся.

— Потому, что вы инструктор. Учите, как плавать, а сами не плаваете. Учите, как жить, а сами не живете.

— Дурочка, — сказал Ив Монтан. — В восемнадцать лет я такой же был.

— А вы не помните себя в восемнадцать лет.

— Откуда ты знаешь?

— Вы сами сказали.

Я поднялась, стала натягивать свою «майку».

Ив Монтан достал папиросу, поставил ноги на санки — так, будто собирался скатиться. Но полозья были ржавые, вместо снега — камни. Да и куда ему было ехать? Разве что в реку… Мне вдруг стало неудобно бросать его одного в чужом городе на выброшенных санках.

— Хотите, я вас домой провожу? — предложила я.

— Ты что, обиделась? — заподозрил он.

На что я могла обидеться? Он ничего не обещал мне и не хотел казаться иным, чем есть на самом деле. Правда, я приняла его за Ива Монтана, а он оказался инструктором по плаванью из Средней Азии. Но ведь это была моя ошибка, а не его. Он был ни при чем.

— Просто вы приезжий, — объяснила я. — А я здесь живу…

Весь день стояла жара, а так как природа все уравновешивает, ночью прошел дождь. Асфальт стал блестящим, а лужа возле нашего дома заметно выцвела. В ней увеличился процент воды. Я шла в «майке», обхватив себя руками, чтобы не трястись от холода. У меня дрожали все внутренности, я просто физически устала от этой вибрации. Я была пустая настолько, что даже кости были полы, как у птицы, и ветер гудел в них — оттого, наверное, так холодно было.

Лифт в доме был выключен, я пошла пешком и где-то в районе третьего этажа вспомнила про соль. Была уже ночь, магазины закрыты. Соль можно было достать только у нашей дворничихи Нюры. Она жила на первом этаже, и у нее в прихожей стоял целый мешок соли — крупной и мутной, как куски кварца. Этой солью она посыпала зимой скользкие дорожки, чтобы люди не падали.

Нюра открыла мне дверь босая, в ночной рубашке Выслушав мою просьбу и мои извинения, уточнила:

— Тебе много?

— Да нет, — сказала я, — чуть-чуть…

Она ушла, потом вернулась и протянула мне спичечный коробок, туго набитый солью. Я поблагодарила, а Нюра не слушала, смотрела на меня задумчиво и вдруг спросила:

— Тебе, Танька, сколько лет?

— Восемнадцать.

— Дура я, — решила Нюра. — В войну надо было б мне ребенка принести, сейчас бы уже такая была…

— Больше, — сказала я.

— Даже больше, — огорчилась Нюра. — Совестно было — с ребенком и без мужика. А уж лучше одной, чем с каким алкоголиком…