Виктория Токарева - Рассказы и повести (сборник)

Я вышла на улицу.

Вокруг меня была красивая зима, которая существовала сама по себе, независимо от Александра и от других, очень талантливых людей. Снег не падал, а как бы стоял и чуть покачивался в воздухе…

Надо мной, как извечная верная крыша, — небо. И казалось, кто-то большой и добрый видел меня и учитывал.

Моя кружевная кофточка перестала сохранять тепло, и температура моего тела сравнялась с температурой воздуха. Я вдохнула поглубже и побежала по улице, прорезая собой холод, чувствуя радостную силу в ногах.

Редкие прохожие останавливались и смотрели на меня с недоумением, наверное, думали, что я от кого-то спасаюсь или за кем-то гонюсь.

Я действительно и убегала, и гналась.

Приду завтра в ателье, скажу девчонкам:

— я была в ресторане с Александром Медведевым и ела трепанга.

Александр Медведев был не со мной.

Я скажу:

— Вчера ужинала в китайском ресторане и ела трепанга.

Трепанг был не трепанг.

Тогда что я делала в китайском ресторане?

Возле магазина с названием «Универсам» пролегла длинная очередь. Люди стояли друг за дружкой, сохраняя определенный интервал. Каждый существовал по стойке «вольно».

Я остановился и размечтался: если, например, толкнуть самого крайнего в спину, он упал бы на предыдущего, тот на последующего, и вся очередь в течение минуты легла бы ниц с таким звоном, будто кто провел пальцем по гребенке.

Потом я подумал: зачем толкать людей ниц, а самому возвышаться над поверженными? Зачем возвышаться над людьми, когда можно жить с ними одной жизнью?

Я перешел дорогу и встал в хвост очереди.

Передо мной спина в дубленке и затылок в ондатровой шапке. Поразительное дело: дубленку днем с огнем не сыскать, а вся Москва в дубленках. Лично я ношу кролик под котик и ратиновое пальто, которое я пошил в 1958 году.

Ратин — материал прочный. В нем можно проходить всю жизнь. За те годы, что я его ношу, он уже успел выйти из моды и снова в нее войти.

— А что дают?

Я обернулся. Передо мной стояла девушка в дубленке.

«В самом деле, — подумал я, — а за чем я встал?»

— Простите, — вежливо сказал я, — сейчас узнаем.

Я постучал в предыдущую спину, как в дверь.

Ондатровый затылок повернулся и показал мне свой черный носатый профиль. В профиль мужик походил на безнравственную ворону.

— Скажите, пожалуйста, а что дают?

— Японские зонтики.

— Японские зонтики, — перевел я девушке.

— Я слышу, — невежливо ответила девушка.

Понятно, что слышит. Не глухая. Но ведь могла бы и скрыть. Могла бы сказать: «Большое спасибо». Тогда бы я спросил: «А это хорошо?» «Что именно — хорошо?»

«Японские зонтики».

«Это очень удобно. Их можно складывать и прятать в сумку».

Поскольку я с сумками не хожу, я бы спросил: «А в карман можно?»

«Смотря в какой карман», — сказала бы девушка.

Это было бы началом нашей беседы, которая могла продолжаться год, и три, и всю жизнь. Но девушка не захотела беседовать со мной даже трех минут, потому что я не в дубленке, а в ратиновом пальто с узкими лацканами.

Одежда — это внешнее решение человека. Мое внешнее решение зависит, к сожалению, не от меня, а от обстоятельств и совершенно не совпадает с моим внутренним «я». Эти два «я» постоянно пребывают в антагонизме и делают меня несвободным. Лишают индивидуальности.

Говорят, что миллионеры на Западе очень бедно одеваются. Рокфеллер, например, мог бы надеть мое ратиновое пальто и пойти по своим делам. И никто бы не удивился. Когда человек может позволить себе все, что угодно, он может позволить себе роскошь ходить в старом пальто. А я еще не настолько богат, чтоб не ценить денег. Не настолько мудр, чтобы перестать искать смысл бытия. Не настолько стар, чтобы радоваться жизни как таковой. И не настолько молод, чтобы радоваться без причин, подчиняясь биологическому оптимизму.

Я нахожусь на середине жизни, в самом трагическом возрасте, когда страсти еще не отшумели, но усталость уже грянула в сердце. Мои «я» рвут друг друга в клочья, я не уверен в себе и других, и поэтому больше всего я люблю стоять в длинных очередях. Быть за спинами и быть как все.

Вот и сейчас я стою в хвосте длинной надежной очереди. Я спокоен и прав. Ведь не могут же столько людей ошибаться одновременно. Не могут ведь они свое время и терпение расходовать на ложную цель.

Мимо меня вдоль очереди прошла японка в европейской одежде. Она держала над собой зонт производства московской фабрики. Зонт был черный, крепкий, на внушительной деревянной ручке с пластмассовым набалдашником.