Нагаи Кафу - СОПЕРНИЦЫ

Каждый месяц Ёсиока тщательно планировал свой бюджет, вплоть до того, что прикидывал, сколько раз он будет встречаться с женщиной и в какую сумму это станет. Если он не превышал намеченных трат, то без сожаления отдавал женщине и остаток выделенной суммы, зато в случае перерасхода, сколько бы писем с просьбами о встрече он ни получал, сколь близкими ни были бы отношения, он твердо отказывался от свиданий.

Разумеется, так же поступал он и после того, как вышел в большую жизнь. До недавних пор он покровительствовал гейше Рикидзи из дома «Минатоя», но двигала им отнюдь не плотская страсть или сердечная привязанность, а то, что следовало бы назвать честолюбием современного джентльмена. Рикидзи в мире гейш пользовалась уважением, здесь по сей день при случае вспоминали, что в прежние годы у нее был роман с князем Ито Сюмпо. [12] Ито Сюмпо — князь Ито Хиробуми (1841–1909), первый в истории Японии премьер-министр, яркий политический лидер в эпоху Мэйдзи (1867–1912). Известен многочисленными связями с гейшами. С тех самых пор Рикидзи держалась так, словно в одно мгновение превратилась в благородную даму. Она вдруг начала брать уроки чайной церемонии, игры на старинном музыкальном инструменте кото и даже каллиграфии. Ёсиока же в последнее время приобрел известность в качестве молодого коммерческого директора крупной компании. Ему пришлось бы нести одни и те же расходы, независимо от утонченности гейши, взятой им под патронаж, или от степени близости отношений. А раз так — отчего было не попробовать поразить людей? Пусть бы газета «Мияко» написала про его роман! Вот для этого он пустился ухаживать за гейшей Рикидзи без особенной надежды на успех. Подействовало ли его мужское обаяние или то, что он легко расставался с деньгами, но так или иначе, вопреки молве о недоступности Рикидзи, она неожиданно сдалась. Однако, будучи тремя годами старше Ёсиоки, она выглядела безупречно, лишь когда в кимоно с гербами и белым воротником выходила к гостям. А в будничной обстановке, когда она была без грима, мелкие морщинки у глаз и потемневшие веки, широкий лоб и слишком большой рот выдавали в ней просто женщину средних лет с дурным нравом.

Ёсиока в отношениях с Рикидзи с самого начала почему-то оказался на вторых ролях и не мог вести себя непринужденно, хоть и считался её патроном. Порой он не мог удержаться от мысли, что его дурачат, держат за какого-то юнца. А иногда ему мечталось о женщине более молодой, страстной, полностью отдающей себя во власть мужчины. Словом, не зря он никак не мог порвать с дешево доставшейся ему бывшей служанкой, а ныне хозяйкой дома свиданий «Мурасаки» в Хаматё.

Когда же он случайно встретил вновь Комаё, с которой был близок в студенческие годы, то отношения с ней складывались именно так, как ему хотелось, и он чувствовал себя совершенно естественно. Поскольку они были знакомы давно, с ней не нужно было думать, что говорить и что делать. К тому же она была в расцвете зрелой женской красоты, привлекательна, и появление с ней на людях не могло нанести урона его репутации. Ёсиока решил выкупить Комаё, сделать своей содержанкой и, построив в Камакура виллу — в последнее время это стало его мечтой, — поселить её там и наезжать по выходным, чтобы отдохнуть и развлечься.

Ёсиока был уверен, что, когда он скажет: «Я возведу для тебя виллу, устрою пышный праздник по случаю твоего ухода из гейш и торжественно приму тебя под свое покровительство», — Комаё согласится сразу и не раздумывая. К его удивлению, определенного ответа она не дала, и он был взбешен так, словно его оскорбили. Более того, он впал в отчаяние, как будто потерял самое дорогое. Почему же все-таки она не хочет его слушать? Он решил попробовать уяснить себе её женскую логику, и если препятствие серьезно, то у него, в конце концов, тоже есть мужская гордость — тогда он окончательно с ней порвет. Но несмотря на такое решение, когда он смотрел на неё, какой она была сегодня здесь, перед глазами: с обворожительно растрепавшейся прической марумагэ — совсем не как у гейши, в кимоно, небрежно запахнутом и подхваченном тонким пояском, — он чувствовал, что все еще лелеет мысль о том, чтобы она принадлежала ему и жила на вилле.

Ёсиока и правда не мог устоять — хороша, до чего же хороша была эта её прическа марумагэ. Уже четвертый или пятый раз Комаё приходила к нему на свидание, запросто уложив волосы в узел марумагэ и подобрав полы кимоно выше обычного, — она говорила, что навещала кого-то в больнице. В этом облике она совсем не похожа была на гейш, с их волочащимися полами кимоно, с их традиционными прическами цубуси или итёгаэси. Он увидел её в новом свете, и чем-то она напомнила ему актрису Каваи, играющую в современных постановках. В ней было нечто совсем особенное, свежее, неизведанное им ни с Рикидзи, гейшей до кончиков ногтей, ни с хозяйкой дома «Мурасаки», грузной и временами до отвращения неприбранной женщиной. С тех пор, как к нему пришло это чувство новизны, он вдруг захотел, чтобы Комаё была с ним всегда именно такой, какой она была теперь, именно в этом облике. Подавить это желание ему с каждой встречей становилось все труднее.