Владимир Сорокин - Рассказы

КАМЕРА 14 : так свинья жидкая так свинья так так свинья жидкая так свинья свинья жидкая так свинья свинья жидкая так так свинья так свинья так свинья жидкая так свинья свинья свинья жидкая свинья ты так свинья жидкая так свинья так жидкая ты гадина так свинья так свинья жидкая так ты так свинья жидкая так свинья свинья жидкая так свинья жидкая так свинья жидкая гадина жидкая так свинья жидкая жидкая ты свинья свинья жидкая так свинья так.

КАМЕРА 15 : пробоитие и протрубо игло иглоделание Христа христокожее богомясо трупобитие потрохомятие клац клацо клац етого прогное прогноевое трупокоже богородо трупокожее богородое напр клац клац клац.

КАМЕРА 16 : комната гостиного типа душ вц круглое зеркало над раковиной каждый раз стоит мне покинуть Россию как с лицом происходит странная метаморфоза черты как-то неуловимо сдвигаются сходят со своих мест выстраивая новое лицо смутно напоминающее прежнее эдакая аберрация физиономической топографии глаза нос усы борода все другое даже пенсне блестит по-другому движения сколько автоматизмов зубная щетка ножницы для усов щипчики для ногтей расческа вот наши вечные поработители и Деррида прав каждое автоматическое движение текстуально каждый текст тоталитарен мы в тексте а следовательно в тоталитаризме как мухи в меду а выход выход неужели только смерть нет молитва молитва и покаяние сегодня молился о путешествующих и невинноубиенных чадах до обеда читал записки охотника потом спал клеил коробки в девять не принесли ужина прилег с дворянским гнездом десять одиннадцать в полночь солдат со свертком переоденьтесь вас ждут на аппельплаце Господи развернул белое фрак цилиндр перчатки туфли трость поднялись на лифте нервная дрожь ночь звезды на месте виселицы чудный стол на двоих свечи четверо слуг в белом и ты в дивном вечернем платье две сигареты в белом и черном мундштуках прелестный ужин струнный квартет Вивальди времена года и шампанское и десерт и ты моя прелесть и прохлада и шиншилла на плечах и соловей в рощице у крематория и глаза Гретхен и улыбка Маргариты и пулемет за лесом на стрельбище и наша прогулка и ветер в колючей проволоке и горящие в темноте глаза солдат на вышках и твои руки и гравий под каблучками и тьма и поцелуй Маргариты и смятение Гретхен и горячий шепот троих и сброшенное в темноту манто и милые желанные плечи и дрожь Маргариты и сбивчивое найн Гретхен и губы мои и Маргариты и дункельхайт и поцелуи и порыв Гретхен уйти и шаги шаги и снова объятия и либлинг и найн и неожиданное падение в ров на несвежие трупы и трепет Маргариты и трепет Гретхен и нахтигаль и машиненгевер и треск бархата и кружевное белье и сладкая влага вашей прелестной мезе почему почему одна на двоих и стоны стоны стоны Маргариты и найн найн найн Гретхен и майне майне бецаубернде шатц майне либлинг майне майне майне либе майне Царте дойче блюме майне ма майне ихь ихь ихь мехьте дихь бис ауф грунд аусшлюрфен.

КАМЕРА 17 : плетка с рукояткой из китового уса плетеная в четыре полосы из буйволовой кожи с вплетенной в охвостье свинцовой проволокой бамбуковая палка с расщепленным концом стек из вязовой лозы обтянутой лайкой резиновый шланг с оливковым маслом три целлофановых мешка кружка Эсмарха одноразовые шприцы два стальных клина перчатка из еврейской кожи четыре топора крюк набор пилок и надфилей аппарат искусственное дыхание тиски банки с лимфатическими узлами англичан распятие бормашина наручники шелковая удавка кастет компьютер макинтош.

КАМЕРА 18 : у нее с попочки удалены все волосики и все припудрено и я спеленат мокрым чтобы стягивало медленно и у нее сфинктер крестом и над лицом и крест кала на лицо крест кала на мое лицо.

КАМЕРА 19 : голубое желеобразное после напряжений после втягивания и дрожи после выдавливания и постепенного периодического найн найн найн найн найн найн найн найн найн найн найн найн найн найн найн найн найн найн найн найн найн найн найн найн найн найн найн найн найн найн найн найн найн найн найн найн найн найн найн найн найн найн найн по направляющим по спинномозговым по найн найн найн найн найн найн.

КАМЕРА 20 : до обеда травили овчарками заставляли бегать по бревнам ловить липкие камни унижали обед роскошный три часа восемь блюд сказала поздравляю это уже не Леночка а еврейский мальчик Ося Блюменфельд вот как прожорливы русские писатели повесили фото рядом с Леночкиным дали биографию плакал смотрят со стены два милых детских лица Леночка росла на Смоленщине в простецкой крестьянской пятистенке бегала за речку по малину целовала теленка в шелковистый лоб училась плести лапти нянчила грудного братишку Федьку Ося родился в Житомире в многочисленной семье еврейского сапожника учил трудные буквы алеф бет ваф помогал отцу наващивать дратву лазил с мальчишками по старому кладбищу ходил с дедом в синагогу смотреть на качающихся стариков милые милые могли ведь встретиться лет через десять где-нибудь на Арбате или на Крещатике полюбить друг друга и соединив быстроту еврейского ума с широтой русской души дать миру нового Фета но довелось вам встретиться не на Арбате а в желудке несчастного человека чтобы слепившись распадающимися клетками пройти мягкими зигзагами перистальта и вывалиться на свет Божий пахучим памятником нашей бесчеловечной эпохе Господи и почему все через меня за что Господи избрал ты плоть мою полигоном своих причуд почему мучения и страдания гнилыми медведями наваливаются на меня почему все растоптано растрачено продано почему мы обречены принимать за счастье паузу между пытками когда истязатель отходит покурить и сменить инструмент где чистота восприятия мира где непосредственность где невинность?