Слава Сергеев - Прыжок

Я говорю:

- Это видно сразу, извини за рифму, опытному глазу… А тут чистые существа, студентки. Что они подумают? - И плету дальше: - Где будет мой авторитет? Потом я не подготовился к занятию… они же это… курсовой принесли.

Вот опять непостижимость: зачем я фантазировал перед «другом», ей-то зачем заливал?

Туман, сплошной туман… А «друг» реагирует адекватно - смотрит с сомнением и частично с надеждой: если я не открываю, значит?..

И вы знаете, это чудовищно, но именно тогда на дне моей души снова шевельнулась похоть. Вместе с ужасом. Во всяком случае, я отчетливо ее ощущаю… Как бурундучок или кто там - кузнечик?.. И, обессиленный этим многоцветием ощущений и желаний, я оседаю на край ванны. И на моем лице появляется слабая и странная улыбка.

Я бы назвал ее буддийской…

«Друг», наблюдая эту картину распада, как заголосит во весь голос:

- Ты как хочешь, а мне через пятнадцать минут максимум надо быть в ДЭЗе! Меня слесаря ждать будут!

А? Все-таки среди женщин никогда не ищите себе друзей. Это противоестественно, по определению… Вас обязательно предадут - и в самый не подходящий для этого момент.

Я говорю:

- Тише ты, не ори. Пошли чаю еще попьем. Только свет включать не будем…- На улице тем временем начинает темнеть - в декабре же самый короткий день.- Ты позвони на работу, скажи, что задерживаешься.

«Друг» говорит:

- Где я задерживаюсь, девки знают, что я к тебе пошла. Скажут - совсем обнаглела.

- Так…- говорю я.- Мы же…

- Да они не верят,- отвечает «друг».

- Ну ладно,- говорю,- сейчас студентки уйдут. Увидят, что меня нет, и уйдут.

- Они весь вечер будут тут сидеть,- с отчаянием сказал «друг».- Они молодые, сил, наверное, много, спешить им некуда.

И, странно, высказавшись так, «друг» вдруг стих. Видимо, смирился. Я даже удивился - мне показалось слишком быстро… А сам прислушиваюсь. Слов с лестничной площадки уже не слышно, но голоса доносятся. Думаю: «Что теперь скажет моя любовь? Что за штуки я вытворяю? Почему не открыл дверь? И что теперь прикажете делать?»

«Друг» тем временем говорит:

- Ладно, давай я позвоню на работу. Меня же там слесаря ждут, жильцы, наверное, телефон оборвали. Ты что, не знаешь, какие сейчас люди? Волки. У них утром лифт встал, так они в обед уже горло готовы перегрызть. Там есть одна бабуля на шестом этаже, так она каждые десять минут звонит. Ей в магазин выйти надо - сахару купить.

Бабушкой она меня, конечно, сразила. Это был точно рассчитанный ход. Я же интеллигентный человек, при упоминании бабушек и детушек испытываю экзистенциальное чувство вины.

И тут тоже забормотал:

- Сейчас, сейчас…

«Друг» говорит:

- Ладно, пошли, я позвоню на работу.- И пытается выйти из ванной.

А я, уже ничего не соображая, как заяц, шарахаюсь от каждого куста: у меня же телефон спаренный, если на кухне набирать, в комнате будет звякать. Вдруг на лестнице именно в этот момент будут проходить мимо двери и услышат?..

- Стой! - говорю и преграждаю ей выход.- Нельзя звонить… У меня телефон громко звякает.

Тут у «друга» начинается приступ смеха. На этот раз иронического. Или сардонического. Или истерического. Если это не одно и то же.

- Слушай,- говорит она.- Это потрясающий случай в моей практике. Первый раз такое. Чтобы мужчина до меня пальцем не дотронулся, и вот так сидеть, как мышь, в ванной… Это какая-то болезнь.

Я говорю:

- Ты поступаешь, как настоящий товарищ.

И наконец-то меня тоже начинает разбирать смех. Отлегло немного…

Стоим смеемся. Позвонить нельзя, в ДЭЗе слесаря в экстазе, как птицы пойманные, бьются (эх, хотел бы я хоть одним глазком посмотреть на бьющихся в экстазе слесарей!), голоса на лестнице не умолкают, «друг» говорит:

- Слушай, ну, хорошо, с работы меня, считай, уже выгнали, восьмой подъезд в доме два полдня стоит на ушах, бабушка из сто шестьдесят пятой квартиры уже, наверное, в реанимации, но ты понимаешь, что мне до семи часов надо ребенка из садика забрать или мать предупредить, чтобы сходила? Дети-то из-за твоего слабоумия за что должны страдать?

Этим она меня добила. Дети, особенно чужие, я уже говорил,- это же вообще для меня святыня. Как Валаамский монастырь… «Все,- думаю,- прощай, личное счастье, иду сдаваться». И так грустно мне стало…

А на улице уже темно. Люди идут с работы, разговоры слышны… Течет так называемая нормальная жизнь. И тут меня вдруг осеняет: я же на первом этаже живу! Высоко, правда, метра три, бельэтаж называется, при обмене за первый этаж не считают, но главное - три метра, а не двенадцать.