Илья Суслов - Рассказы о товарище Сталине и других товарищах

Игра шла вяло. И вдруг по стадиону пронесся шум, и на правительственной трибуне показалось правительство. Рядом с Хрущевым стоял Кастро.

Стадион поднялся и устроил вождю овацию.

— Смотри, кто к нам зашел, — сказал я, — Фиделюшко!

— Заткнись, — сказал Юра.

Неподалеку от нас стояла девушка. Она так хлопала, что я даже заглянул ей в глаза: я никогда не видел такого искреннего энтузиазма. И я увидел в ее глазах обожание. И даже сексуальное желание. Ее глаза говорили: «Хочу ребенка от Кастро!» И это показалось мне таким странным, даже диким, что я заорал что было сил:

— Хочу ребенка от Хусаинова!

Я орал и смотрел на эту девушку. Я хотел, чтобы она поняла, как это смешно и дико чувствовать то, что она чувствовала. Но она ничего не видела и не слышала. Она самозабвенно хлопала в ладоши и обращала пылающее лицо к Фиделю Кастро, который махал рукой и, улыбаясь, переговаривался с Хрущевым.

А я думал об этих обманутых романтикой революционных фраз, о невинных существах, тянущихся всем сердцем к циничным властолюбцам. О молоденьких народницах и безусых социалистах, о юных интеллигентах, проносящих бомбы в футлярах из-под скрипок, о строчке «весь мир насилья мы разрушим до основанья», о миллионах людей во всем мире, страстно, как эта девушка, отдающих себя всепожирающему пожару, безумию, борьбе за неправое дело.

— Хочу ребенка от Хусаинова! — орал я, и все недоуменно оглядывались на меня и пожимали плечами, и отворачивались.

А Хусаинов, наверное, подбодренный моим криком, забил гол в ворота «Динамо».

— Скушал? — спросил Юра. — Это тебе в назидание. Чтобы не приставал к девочкам на стадионе.

А я и не приставал. Я ее просто жалел. Жалеть, по-русски, значит любить.

Однажды Юра привел меня на хоккей. Он был из тех интеллигентов, которым немного стыдно, что они такие умные и талантливые, и им очень хочется быть поближе к народу. Но поскольку они не пьют, не матюкаются и не воруют, то выход у них один — спорт. Придумываются легенды о том, как еще в институтские годы они играли в сборных командах на первенство, присовокупляются знакомства со знаменитыми спортсменами, шпарятся наизусть результаты встречи «ВВС — ЦДКА» в 1945 году, прогнозируются игры будущего. В общем, когда разговариваешь с человеком вроде Юры Ряшенцева, и в голову не придет, что это тонкий эстет, поэт, знаток Пастернака и Гумилева. Спорт — защитная реакция от мира. Многие талантливые писатели, испугавшись России, ушли в спортивные журналисты. Вот почему в ложе прессы так много интеллигентых лиц и разговоров об Ахматовой, Мандельштаме и Пикассо.

Мы сидели во дворце спорта в Лужниках неподалеку от площадки. Я занимал Юру вопросами:

— А что должен делать вон тот длинный игрок с палкой?

Юра, увлеченный хоккеем, огрызнулся:

— Не валяй дурака, мешаешь.

— А почему вон тот товарищ толкнул своего друга-соперника? — приставал я.

Старожилы ложи прессы немного косились на меня, но я уже не мог остановиться:

— Послушайте, товарищ, — я встал и показал пальцем на игрока, только что применившего силовой прием, — Как его фамилия?

— Это Фома, — сказал обомлевший Юра.

— Товарищ Фома! Это я вам говорю, — сказал я.

Фома остановился и посмотрел на меня.

— Зачем вы уронили того товарища? — строго спросил я. — Как вам не стыдно? Ему наверное больно! Очень неспортивно так себя вести!

Фома, как завороженный, слушал мою речь. Подъехал судья.

— Что происходит? — спросил он.

— Не знаю, — сказал Фома. — Вон тот чего-то пристал.

— Сядь, псих! — обморочно сказал Юра. — Перед людьми же стыдно.

Ложа прессы смотрела на меня скорбно и брезгливо.

— Ну невозможно же смотреть, как здоровый, цветущий мужчина обижает своего товарища, — сказал я.

— Какого товарища? — зашипел Юрка. — Он же из другой команды!

— О! Это совсем другое дело! Продолжайте, товарищ Фома. Примите мои извинения.

И Фома бросился на половину противника.

Юра вытянул меня из зала и со слезами в голосе сказал:

— Ты совсем уже дошел! Это невиданно! Ты же остановил игру, кретин!

— Ну а так бы она себе шла и шла, — сказал я. — А теперь ты сможешь всем рассказывать, какой урод твой друг. Но посмотри на этого Фому! Он-то почему остановился? Уж, видно, очень начальственный у меня был голос. Когда пойдем на стадион в следующий раз, старик?

Натан поехал на Олимпиаду в Лейк-Плесид. Фирма, где он работал, послала его сделать фоторепортаж об Олимпийских играх. Натан еще в Москве был спортивным фоторепортером и здесь тоже работал фотомастером.