Вацлав Михальский - Храм Согласия

– Нам нужно сходить с караваном в Ливию, – сказала Мария. – Хотя это три тысячи верст, твои туареги прекрасно знают туда дорогу. В Бер-Хашейме мы должны посетить знахарку Хуа, которая лечит от бесплодия.

– Я о ней слышала. Хорошо бы, – охотно согласилась Уля.

– Вот и ладно. Тогда поговори с Исой и вели снаряжать караван. Дня три-четыре я побуду туарежанкой, пообвыкнусь с вашими нарядами, а доктор Франсуа вернется домой.

В начале следующей недели караван двинулся на запад. Он был снаряжен наилучшим образом, с большими запасами воды, еды, с подарками для Хуа. Помимо Марии, Ули и двух чернокожих рабынь при них караван состоял из туарегов – погонщиков пятнадцати верблюдов и пяти туарегов личной охраны Марии и Ули, тех самых, которых Мария спасла от расстрела. Тут важно заметить, что Мария запретила туарегам брать с собой огнестрельное оружие.

Через две недели утомительного пути Мария, наконец, увидела то, что искала, – огромную, чудовищную тучу пыли, катящуюся по пустыне на восток, к боевым порядкам англичан. В щель паланкина она рассмотрела в свой восемнадцатикратный морской бинокль движущиеся в потоках пыли легкие итальянские танки, которые тащили за собой на тросах кустарники и деревья, привязанные корнями к танку. Кроны в хвосте создавали тучи пыли, имитировали наступление тяжелых немецких танков. А тяжелый настоящий танк Мария разглядела только один, видно, отправленный в поход для пущей важности, чтобы он мог бабахнуть издали натуральным снарядом.

“Неплохо, – подумала Мария. – Ай да молодец этот Роммель! Как сказали бы у нас в России: все проще пареной репы. Здесь он создает видимость атаки, а сам ударит совсем в другом месте. Неплохо. Очень ловко”.

Казалось, тайна Роммеля была разгадана и, если бы не мечта о ребенке, можно было поворачивать домой, но Мария решила продолжить путь, добраться до Триполи, посетить знахарку и одарить ее честь честью, независимо от того, что та скажет. Больше всего на свете Марии хотелось родить ребенка, и к тому же что-то подсказывало ей, что разгаданная ею тайна Роммеля не единственная, а есть что-то еще, – ведь говорил же Джордж, что английские самолеты-разведчики засекают в пустыне множество тяжелых танков.

Два длинных ряда сочащихся и от этого золотисто поблескивающих на солнце, еще не потемневших пеньков на месте вековой липовой аллеи в польском фольварке в те мартовские дни 1945 года навсегда остались для Александры Александровны одним из центральных образов войны. Тут и бессмысленность, и необходимость, и жестокость, и желание выжить соединились воедино так плотно, что пенек вместо огромного живого дерева, спиленного на дрова во имя поддержания жизней множества искалеченных людей, стал для Александры Александровны олицетворением войны как способа существования. Из окна операционной пеньки были похожи на арифметический знак ноль, что, видимо, и есть символ всякой войны, если, конечно, прав Пифагор и “числа управляют миром”. 14

Прибыв в Бер-Хашейм, Мария с Улей переночевали на постоялом дворе, где для знатных особ были отведены довольно приличные покои. Рано утром, до большой жары, еще с вечера через своего гонца предупредив знахарку о визите, они отправились к ней домой.

Знахарка Хуа приняла их радушно и без удивления – к ней ездили и из еще более дальних мест Сахары. Она полулежала на тахте, потягивая мундштук булькающего в двух шагах кальяна.

– Будем говорить по-арабски или по-туарегски? – спросила ее Мария после обычных церемонных приветствий.

– Я сама кабилка, 15– отвечала хозяйка дома, не вставая с широкой тахты. – Можно говорить по-арабски, по-туарегски, по-французски, а вашего русского языка я не понимаю.

То, что она знала их подлинную национальность, произвело на Марию сильное впечатление, а Уля, так та просто открыла рот и глаза ее расширились от ужаса.

– Девочки, не пугайтесь, – успокоила их Хуа на неплохом французском. – Я не угадала, мне просто донесли. – Она позвонила в серебряный колокольчик. – Мне всегда доносят. Сахара знает все, а от меня у нее нет секретов.

Знахарка Хуа была красива и еще молода. Предложив гостьям сесть за маленьким столиком для кофепития, сама она все еще не вставала с тахты.

На звук колокольчика явилась полная чернокожая старуха с лоснящимся лицом, в красном платье и красной косынке, из-под которой выбивались концы коротко стриженных седых волос.

– Кофе, – бросила Хуа.