Канта Ибрагимов - Седой Кавказ

Не мытьем так катанием действует Арзо: кого-то ублажает, кого-то убеждает, кому-то угрожает; в общем, с трудом договаривается, оформляет все экспортные процедуры, и когда казалось – все вопросы решены – выясняется, что есть центральное нефтехранилище в Бугульме, в Татарии, и там решается вопрос о сроках прокачки нефти по трубе. На месте выясняется, что очередь Самбиева наступит не раньше, чем в первом квартале будущего года. Двое суток Арзо атаковал все кабинеты учреждения магистральных нефтепроводов – бесполезно: денег на взятку у него нет, а иначе вопрос не решить.

Из Бугульмы Самбиев вновь мчится в Нефтекумск, а это более суток с пересадками, вновь умоляет нефтяников раскошелиться на взятку. Чемоданов и его партнеры уже не верят Самбиеву, разве может человек столько летать?

«Наверное, ты в Грозном отсиживаешься, а нам липовые документы показываешь», – твердят они. Он достает из карманов кучу проездных билетов; нефтяников поражают маршруты и оперативность передвижения; говоря, что это последний платеж, выдают ему наличные на взятку.

– А чем вы рискуете? – в свою очередь возмущается Самбиев, – я на ваше имя уже переоформил двенадцать тысяч тонн нефти, а ваши платежи и десяти процентов от этой стоимости не составляют.

Вновь Самбиев в Бугульме. Лето, жара. Карманы брюк оттопырены двумя пачками тысячных купюр.

В кабинете главного инженера Шакирова, Самбиев бросает в ящик стола двести тысяч рублей, просит хотя бы на третий квартал этого года включить его в очередь. Шакиров упорствует, «плачется», что может только в начале четвертого квартала. Дальнейший торг бессмысленен, расстроенный Арзо возвращается в убогую гостиницу; до его вылета на Москву еще четыре часа; в кармане билет и минимум денег, даже на еде экономит, пьет из крана сырую воду; мрачно ведет невеселые расчеты: только с прокачкой нефти в Венгрию он получит свою нефть на грозненском нефтеперерабатывающем заводе, и ту с учетом вычета штрафных санкций за период задержки. Этот пункт он сам внес в договор, максимально рискуя, уступая во всем, пытаясь всеми способами соблазнить нефтяников Нефтекумска на сговорчивость, партнерство, доверие.

В целом картина ясна. Учитывая ожидаемый уровень инфляции, Арзо проводит два финансово-экономических расчета: оптимальный – четвертый квартал этого года – и наихудший, если нефть будет прокачана только в первом квартале будущего года. Даже второй вариант сулит некоторые доходы, все-таки нефть – дело выгодное, от этого настроение его улучшается. Он обдумывает, чем будет заниматься полгода вынужденного простоя, на ум приходят всякие навязчивые мысли, и тут сухой стук в дверь.

В лицо Арзо сунули удостоверение, весьма деликатно отвезли в прокуратуру.

– Вот ваши двести тысяч, – на столе именно его пачки с согнутыми краями. – Шакиров уже сознался, так что и вы подпишите протокол и отправляйтесь восвояси.

– Таких денег я никогда в глаза не видел, – более чем надо тверд голос Самбиева, и он, радуясь этому, еще больше наглеет – ни Шакирову, ни кому иному я взятки давать не обязан и считаю это позором. У меня вся документация в порядке, можете проверить.

– Мы тебя за твою строптивость лет так на пять усадим за решетку.

– А за что? – не унывает задержанный.

В ход идут все изощренные способы советских допросов: от ласкающего – кофе с сухарями, до жестких – угроз, пытки и насилия. Несколько следователей ведут перекрестный допрос – Самбиев неумолим. Под вечер его отводят в подвал, в отдельную камеру, и следом «залетает ксива»: «Самбиев: извини, я рассказал всю правду. Ты не волнуйся, я все возьму на себя, а ты подпиши, чего требуют, и уезжай, я один легче разделаюсь. Ф.Шакиров».

Хотя Арзо с почерком Шакирова не знаком, однако знает, что такой интеллигентный человек, как инженер Шакиров, попав под следствие, не догадается, да и не сможет без подсказки прислать записку, к тому же, как бы он ни был хладнокровен и жизнестоек, таким размашистым, вольным почерком сразу после ареста не пишут, рука все равно будет дрожать.

Тщательно обдумывая, Самбиев еще раз ознакамливался с посланием, когда к нему в камеру пиная, за шиворот закинули еще одного подследственного – маленького беззубого татарина с запахом водки и табака, и так он был похож на друзей из комендатуры Столбищ, что по телу Арзо аж дрожь пробежала.

– Русские – свиньи, – прошепелявил новенький, вставая с бетонного пола, – вот так они нас, мусульман, изводят.