Анатолий Калинин - Запретная зона

– Опять за здорово живешь!

– Еще упал намоченный.

– Давайте его правда скупаем.

– Или за опоздание назад завернем!!

– Спихнуть его с кручи в Дон!!!

Неистовствовали женщины, чьими платками и кофтами усеялось посредине раскинутых на сохах виноградных кустов вытоптанное и выезженное вокруг больших весов суглинистое взлобье. Сплошь заполнив его, сидели приваловские женщины на длинных скамейках, на опрокинутых плетенках и ящиках, в которых возят на винцехи виноград. И лишь небольшая кучка мужчин, поставив между коленями свои байдики и протянув вперед свежевыструганные протезы, устроилась на весах.

Три перевернутые бочки из-под вина полукругом выстроились по краю взлобья взамен стола президиума. За бочками сидели всего два человека, один в очках с металлической оправой – скорее всего парторг, почему-то подумал Греков, а другой не иначе как председатель колхоза – у кого же еще и могли быть такие закрученные до самого тончайшего сечения усы, которые требовали от их хозяина и неустанного внимания, и постоянного ухода. Так оно и оказалось. Не успел Греков выйти из машины, как мужчина с усами, выскакивая из-за бочек, протянул ему руку.

– Председатель колхоза Подкатаев. Нам, товарищ Греков, уже звонили о вас. Просим в президиум. – И, взяв под локоть Грекова, он указал на предусмотрительно оставленные за бочками свободные табуреты, не забыв взять другой рукой под локоть и Игоря Матвеева, который покорно подчинялся ему, краснея под градом уничтожающих реплик. Увидев в президиуме Игоря, приваловские казачки все свое внимание переключили на него.

– А это уже молодой захребетник!

– Скоро к нам будут прямо из роддома доставлять!

– Из всех цыпленков орел!

– Ну, теперь мы ни в какой воде не потонем.

– Гляди, он еще заплачет!

– А может, это и девка в штанах!

– Вскорости мы отревизуем.

Вдруг выскочила из кустов винограда та самая бабенка с растрепанными пшеничными волосами, которую на въезде в станицу видел Греков, и, подперев бедро, запела-заговорила хриплым, звонким голосом:

При этом никто не засмеялся. Чья-то рука, высунувшись из-за виноградного куста,. ухватила ее за юбку, как за хвост, и утащила в лиственную мглу.

– Замолчи, Тонька!

Вдруг нашлись и заступницы у Игоря, который уже не знал, куда ему спрятать глаза.

– Да отцепитесь вы от него!

– Стыда на вас нет!

– Он же необученный!

– За этим в школу не ходят!

Мужчина в очках, вставая за бочкой, гаркнул:

– Бесстыжие! Завтра вода уже станицу с якоря сорвет, а вам бы только зубы скалить.

В наступившей тишине ему ответил один-единственный голос:

– Ты, Коныгин, стыд лучше у себя поищи. – И из кустов винограда выступила женщина в зеленой кофте.

Парторг Коныгин обеими руками замахал на нее.

– Я тебе, Махрова, слова не давал.

– А я его сама взяла, – спокойно сказала женщина в зеленой кофте. – Вот ты опять сейчас развяжешь на папке шнурки и начнешь как в церкви читать. – Она вдруг запричитала так, что по поляне загулял смешок: – «За каждый куст винограда причитается… За каждую яблоню… За деревянный дом согласно страховой оценке.,. За кирпичный…» – И тогда уже, если тебе на язык не наступить, до кочетов будешь петь. И опять получится, Коныгин, по-твоему, что все можно согласно страховой оценке продать, стоит только за шнурок потянуть. На все в твоей папке есть цена, и вся наша жизнь в ней на шнурках. – Она снова запричитала: – «За летнюю кухню согласно оценке госстраха, за сарай…» – Смех уже гулом катился по склону, но она перекрыла его, возвышая голос: – Ты лучше, сиди, Коныгин, за своей пустой бочкой и молчи. Что вода уже под кручей буркотит, мы и сами слышим. Нам бы теперь кого-нибудь поумнее тебя послушать.

Привставая за столом президиума, парторг, судя по всему, намеревался сразу же ответить ей, но мужской голос с виноградных весов предупредил его:

– Нам Василия Гавриловича Грекова желательно послушать, который, думаем, не зря теперь обратно представился к нам в станицу через двадцать лет. Хоть и переменяется человек, а мы, какие остались в живых, еще его не забыли.

Греков уже безошибочно узнал, кому принадлежит этот голос.

– Спасибо, Григорий Иванович, – сказал он, вставая за своей бочкой.

До этих слов Грекова мужчина в военного образца фуражке сидел на весах, острыми углами выставив вперед колени, но теперь тоже встал и, сдергивая фуражку с головы, выступил на полшага вперед.