Анатолий Калинин - Запретная зона

И потом все услышали, как опять включился в связь Автономов, спрашивая у диспетчера сводку об укладке бетона в железобетонную часть плотины.

– Пятьсот семьдесят кубометров, – ответила Тамара Чернова.

Услышали все и то, как Автономов при этом заявил:

– Приглашайте на свадьбу.

– У вас все? – надменно поинтересовалась Тамара Чернова.

– Только не зазнаваться, – предупредил Автономов.

И он коротко засмеялся. Можно было понять, что иного ответа от диспетчера Черновой он не ожидал.

Теперь можно было и Грекову ехать в управление к Автономову. Еще на правом берегу он узнал, что после того как дочь Автономова внезапно уехала в Москву, его опять уже с семи часов утра можно застать на месте.

Встретил он Грекова в своей обычной манере, не вставая из-за письменного стола:

– Тебя там не завербовала какая-нибудь казачка?

– Еще нет, – в тон ему ответил Греков.

– Смотри, Валентине Ивановне доложу, – Автономов бросил изучающий взгляд на Грекова. Не вступая в борьбу с его взглядом, Греков перевел глаза на стеклянный экран с плавающими по нему силуэтами кранов и вспышками электросварки.

– А не загордишься ли ты, если я скажу, что с каждым днем мне все больше недостает твоего мрачного лица? Пожалуй, в будущем нам не следует расставаться на такой длительный срок.

– Чем же оно тебе показалось мрачным?

– Во всяком случае, без признаков бурного веселья. – Зеленовато-желтые зрачки у Автономова мерцали. – А еще, мне кажется, уже пришло нам время и поскрежетать в интересах дела сталью. Давно не скрещивал с тобой клинок. Вот и теперь ты, конечно, нагрянул ко мне из станицы неспроста. Выкладывай.

Так и было: опять на Автономова накатило. То, что Греков лишь пожал плечами, уже не на шутку вывело его из себя.

– Нет, на этот раз перехватить инициативу я тебе не дам. Ты что же, хочешь, чтобы я здесь так и варился в собственных грезах, как рак в пиве, и совсем не знал, что творится у меня под носом?

Глаза у него уже побелели, из радужной глубины зеленовато-желтых зрачков поднялась муть.

– Всего, конечно, и ты не можешь знать…

Перебив его, Автономов совсем по-львиному взмахнул гривой волос.

– Удивляюсь, Греков, как даже такие, не совсем обиженные своими родителями люди, могут на всю жизнь оставаться в плену готовых формул.

– И на той спасибо.

На миг Автономов остановился с полуоткрытым ртом. Вдруг напомнил он Грекову какую-то рыбу, заглотнувшую воздух,

– Мне казалось, что за это время ты тоже для разговора со мной созрел. – Сквозь паутину тросов, которую сплетали и расплетали над эстакадой крановщики, проступал конус сторожевой вышки. Автономов перехватил взгляд Грекова: – Чем ты так залюбовался?

– Только тем, что на этом свете, оказывается, нет ничего такого, что не было бы выдумано до нас.

– То, что ты еще и философ, я давно знаю. Но, как тебе известно, философы древности только объясняли мир, тогда как на нашу долю выпало другое. Ты догадливый, Греков, именно для того, чтобы побеседовать на эту тему, я теперь и ждал тебя. Ни часом позже, ни часом раньше. По всем телефонам целые сутки подряд не мог тебя разыскать, значит, думаю, не зря маскирует следы и с утра нагрянет с какой-нибудь новостью. Примерно уже представляю с какой. Ну, давай раскручивай эту грамоту, которая у тебя в руке. Я вижу, на тебе лица нет, ты что же это, над ней не спал?

Греков кивнул:

– Над ней.

– Специально для меня?

– Да.

– Лестно. Ну что ж, клади на стол. Я тебе уже сказал, что более или менее догадываюсь о чем.

Читал Автономов тот листок, который положил перед ним на стол Греков, внимательно и долго. Надев очки, с которыми в лице его всегда выступало что-то совиное, медленно водил глазами из строки в строку. Когда зa это время два или три раза начинал звонить телефон, он, сняв трубку, опять опускал ее на рычажок, а когда однажды заглянуло в дверь лицо порученца, так красноречиво ткнул оттопыренной ладонью в его сторону, что тот мгновенно испарился.

Дочитав, Автономов снял очки, аккуратно сложив дужки, спрятал их в футляр и только после этого с явной грустью взглянул на Грекова.

– В общем, придраться не к чему, как говорится, факты упрямая вещь. Только мне-то ты, пожалуйста, не темни, что и самого побега не было. Как это тебе удалось обставить, я еще не разобрался, необязательно разберусь. И непременно доберусь до Цымлова. Ну, а раз побега не было, то и пересуд возможен, да? Так надо понимать?