— Если хотите, по дороге, в сквере стоят менялы, я с Вами пройду и вы поменяете деньги, сколько нужно. Только много не меняйте.
Ежедневно курс наших денег падает и очень сильно.
Марина поменяла деньги, повесила сумку на плечо, и направилась вместе с водителем к машине.
— Возьмите сумку под мышку. Вы, наверное, давно не были в Одессе, что так беспечно себя ведёте. Сейчас небезопасно даже ходить вечером в хороших вещах. Недавно одного мужчину, сотрудника моей жены, убили за кожаную куртку. Он отнёс внучке шоколадку, его в подъезде ударили по голове, сняли куртку и скрылись. Жильцы проходили мимо, думали, что лежит пьяный и не вызвали скорую. И только дочь, проходя утром мимо, узнала отца, но было уже поздно. Он хоть и был ещё жив, но врачам его спасти не удалось.
— Спасибо, постараюсь быть осторожней.
В приёмном покое Марина узнала в какой палате лежит мать, и одев халат, поднялась на второй этаж. Её остановила дежурная сестра.
— Куда Вы, гражданка?
— Я к матери. Она лежит в 205 палате.
— Вы знаете, что сейчас нельзя посетителям входить. Только через полтора часа.
— Простите меня, я приехала издалека, — Марина достала из сумочки деньги, дала сестре, та быстрым, привычным движением сунула их в карман своего халата, — пройдите, но она сейчас спит.
— Спасибо, я тихонько.
Марина вошла в палату, в которой стояло восемь кроватей и лежали больные женщины разного возраста. Те, что не спали, смотрели на Марину вопросительно. Анна лежала на левом боку, отвернувшись от двери, но Марина её узнала по волосам и подошла к ней. Одна из женщин взяла стул и поднесла ей. Марина села и огляделась. То, что она увидела, бросило её в дрожь. Кровати, давно не крашенные, местами с облупленной краской, два перекошенных окна, протёртые полы так, что из досок, уложенных в прошлом веке, можно из каждой делать лодку. Но больше всего Марину поразили простыни: серые, с дырками и какие-то липкие, как будто бы не стиранные и такая же наволочка на ватной подушке, взявшейся комьями. Марина вспомнила блестящие кровати, белоснежные простыни и пододеяльники, ежедневно меняющиеся, панель с приборами и выключателями над каждой кроватью и многое другое, имеющееся в немецких больницах для обыкновенных людей, и заплакала. К ней подошла женщина, и не совсем поняв причину слёз, стала успокаивать:
— Не плачьте, она просто спит. Недавно приносили еду, так она даже покушала.
— Спасибо Вам. Просто я размякла.
— Ваша мама говорила, что вы приедете.
Женщина умолчала, что Анна говорила, что знает, что дочь приедет, но боялась, что опоздает, и они не увидятся до её смерти.
Анна не открывая глаз, начала шарить рукой и Марина взяла её руку и услыхала, как мать тихонько сказала:
— Я знала, что ты приедешь, — и открыла глаза.
Марина поцеловала мать, а та попыталась подняться.
— Лежи, мама, лежи.
— Приподыми меня чуть-чуть.
Марина взялась за подушку и сказала:
— Ты можешь взять меня за шею? — и когда мать обхватила её руками, продолжила, — Держись.
— Я и так всю жизнь за тебя держусь, дочка.
Марина сдержалась, чтобы не разрыдаться, приподняла подушку и положила на неё мать.
— Как Светочка?
— Хорошо, передавала тебе привет и поцелуй. Посмотри фото.
Анна взяла фотографию внучки, где она была одета в красивое, праздничное платье, посмотрела, и из её глаз потекли слёзы.
— Мама, ну что ты? Не плачь.
— Не волнуйся, Мара, это я от радости за Свету. От радости ещё никто не умирал.
Зашла сестра и сказала Марине, что больной нельзя много разговаривать. Марина попросила мать помолчать, а сама ей начала рассказывать о дочке, что она недавно рассказала, что она сделала, как она ест и что любит. Анна слушала и улыбалась, потом её глаза закрылись и она уснула.
Марина вышла из палаты, спросила сестру, где можно увидеть лечащего врача и та сказала, что в ординаторской. Марина постучалась и вошла в ординаторскую. На неё смотрели не с очень большим удовольствием четыре пары глаз — двое мужских и двое женских, видимо Марина прервала их весёлую беседу.
— Извините, пожалуйста, — начала торопливо Марина, боясь, что её сейчас выставят, — мне нужен лечащий врач моей матери, — и Марина назвала фамилию.
Поднялась женщина средних лет и направилась к двери. Марина не сразу поняла, почему она вышла, но когда сообразила, достала из сумки двадцатидолларовую бумажку, протянула её врачу, и не делая паузы сказала:
— Я знаю, какие сейчас трудности в больницах, не могли бы Вы мне сказать, что от меня нужно, чтобы улучшить лечение моей матери.
Читать дальше