Огюстен Берроуз - Бегом с ножницами

Комната освещена лишь одной голой, без абажура, лампочкой, свисающей с потолка. Теперь я уже вижу, что трещина идет через весь потолок. Кажется, что краску можно отодрать одним движением, словно лист.

Нейл наклоняется и начинает собирать фотографии.

— А эту ты видел? — спрашивает он. На снимке — черный мальчишка на качелях. Качели летят вверх, почти запределы фотографии. Глаза мальчика смотрят прямо на меня.

— Где ты это снял? — интересуюсь я.

— В Нью-Йорке, — коротко отвечает он.

Все снова вполне нормально Мы говорим о фотографиях. Он на меня не сердится.

Я растерян. Сейчас он снова Нейл. Но тогда чем было то, что было? Что произошло?

— Что произошло? — произношу я вслух.

Нейл кладет фотографии на кровать и смотрит на меня, засунув большие пальцы в карманы. Он улыбается.

— Произошло, что называют сексом. Ты считаешь себя геем? Так это то, чем занимаются геи.

Глаза его лукаво поблескивают. Как будто мы с ним оба школьники и на перемене наперегонки бежим к качелям. Он прибегает первым, усаживается и смотрит на меня. Это именно такой взгляд. Взгляд победителя.

— Оденься, — говорит он, кидая мне джинсы. — Я должен отвезти тебя обратно.

Он подходит к комоду и, выдвинув ящик, достает сигарету. Стоит спиной ко мне. Позвоночник выделяется на спине выпуклой полосой. Если разбежаться, думаю я, то можно, прицелившись в позвоночник, сильно его стукнуть. Он невольно согнется пополам, треснет, сло-мается.

Лицо мое горит, словно прямо на него светит яркое солнце.

Я его страшно ненавижу.

Нейл поворачивается:

— Закуришь?

— Да.

— На.

Он кидает мне пачку сигарет.

Я вынимаю одну и подношу к губам. Он подходит с зажигалкой, специально, чтобы мне помочь. Это очень мило с его стороны, и моя ненависть немного отступает.

Я затягиваюсь. Дым обжигает легкие, но ощущение приятное. Словно кинозвезда, я выпускаю дым через ноздри.

Чувство такое, словно через какую-то незнакомую дверь я вошел в совершенно незнакомую комнату и уже не смогу из нее выйти. Ничто не будет таким, как прежде. Да, именно так. Все изменилось, и жизнь не вернется в прежнее русло.

Еще я чувствую, что никогда и никому не смогу рассказать об этом. Даже Натали, хотя очень хотел бы.

Все случившееся сегодня, в этой комнате, останется моей тайной.

Я чувствую себя совершенно переполненным. Настолько, что мне необходимо отправиться домой и хорошенько все обдумать — думать и думать, может быть, целую неделю, а может быть, всю жизнь. Разве я смогу пойти утром в школу? Сейчас уже первый час ночи, а вставать мне надо в семь тридцать, чтобы успеть к восьми пятнадцати.

Нейл открывает дверцу шкафа. В дальнем конце, прижавшись друг к другу, теснятся пустые проволочные вешалки. Шкаф пуст, только на внутренней стороне двери с крючка свисает на ремне фотоаппарат. Он берет его и наводит на меня.

Футболка на мне надета задом наперед, но мне все равно.

Он снимает меня в тот момент, когда я застегиваю рубашку. Я застегиваю ее почти до самого верха.

— Дай я еще немножко тебя попробую, — говорит он и бросает фотоаппарат на кровать. Подходит ко мне и, взяв за щеки, поднимает мое лицо к своему. Целует меня. Языком проводит по моим зубам, исследует каждый уголок рта.

Я смотрю мимо его головы, на стену. Хочется вырваться из объятий. Пора идти. Мне пора домой.

Нейл с силой прижимает меня к себе. С силой, положив руки мне на поясницу. Мой мочевой пузырь переполнен. Мне нужно в туалет.

Он отпускает меня.

— Пойдем.

Мы уходим.

Внизу на диване сидит его сожительница и смотрит телевизор. Пепельница рядом с ней полна окурков. Насколько я понимаю, это его неудачная попытка стать гетеросексуалом.

— Эй, милый! — окликает она меня. — Сколько тебе лет, небось семнадцать?

— Тринадцать, — поправляю я.

Она толстая. Причем видно, что она всегда такой была и всегда такой останется. Когда она подносит к губам сигарету, я замечаю что ногги у нее грязные и обгрызенные. Довольно длинные, до плеч, волосы цвета соломы спутаны. На шее, на тонкой цепочке, висит маленький золотой крестик. Он для нее слишком миниатюрен.

— Пива хочешь?

Я отказываюсь. Мне думается, что она не раз пробовала семя на вкус. Хочется спросить, всегда ли оно напоминает брюссельскую капусту или это особенность Нейла.

— Я скоро вернусь, — говорит Нейл. — Вот только отвезу его домой.

— Купи мне еще сигарет, — просит она. Кашляет, снова затягивается и поворачивается к телевизору. Там идет «Мэнникс».