Леонид Бородин - Год чуда и печали

Я приказала им уйти в замок и ждать моего решения. А людям велела положить тело моего сына в мраморный гроб и унести в самое низкое место долины. Я дала людям срок собраться и указала им безопасный путь из долины. Потом силой, данной мне потомками богатыря Сибира, я растопила лед на вершинах синих гор, вода хлынула в Долину и затопила ее, и стала долина могилой моего сына Марита.

Еще была дана мне потомками Сибира тайна вечной жизни и вечной молодости, и, значит, горе мое тоже стало вечным! А те, кто был повинен в гибели моего сына, они наказаны вечным раскаянием! Это наказание справедливо! Кто посмеет сказать иначе?!

Мы долго оба молчали. Теперь я знал все, но это не значит, что все понимал.

— Но в чем вина Ри? — спросил я, когда, наконец, собрался с мыслями.

— В чем ее вина! — вскинулась Сарма. — Разве не она была причиной всему? Разве не ценой ее жизни потерял свою жизнь мой сын!

Нет, этого я не понимал!

— Но ведь прошло столько лет! — возразил я. — Почему вы не хотите простить их?

— Не смей! — завизжала старуха. — Не смей никогда произносить этого слова! Прощения не существует! Запомни! Прощают только те, кто не может мстить! А я могу! И месть моя свята, и месть моя вечна, как вечна мука моя! Простить! Разве встанет от прощения из мраморного гроба мой сын! Прощение — это ложь слабого сердца!

— Неправда! — с искренним изумлением воскликнул я. — Меня мама сколько раз прощала, когда я что-нибудь делал не так!

— Тебя! — Сарма презрительно хихикнула. — Да за что тебя прощать или не прощать! Ты еще ничего в жизни не знал, ни зла, ни добра, ты еще не человек, а человечек желторотый! За тебя пока и добро и зло вершат твои родители, и с них спрос! Эх ты, попрыгунчик! О чем судить берешься! Береги свою голову от натуги!

И что у ней была за манера обязательно оскорблять! Но я уже привыкал к ней и старался не обращать внимания.

— Запомни, — продолжала она высокомерно, — запомни, хотя и понять того не можешь! В прощении больше всего нуждается тот, кто прощает, потому что тяжела и мучительна ноша мести! Но месть — это долг! А прощение — измена долгу! А если не будет наказания за зло, то зло будет названо добром, и тогда гибель всему! Добро памятно за добро! Память о зле — в наказании! Если хочешь быть мужчиной, никогда не проси прощения и никогда никого не прощай!

— Неправильно это! — сказал я сквозь зубы и не хотел, чтобы она услышала. Но она услышала и обомлела.

— Ты смеешь спорить со мной! Да я сейчас спущу тебя вниз головой со скалы, шакаленок!

Я было испугался, но ответил ей здорово:

— А вам тогда мой папа будет мстить всю жизнь!

Старуха захлопала белыми ресницами от удивления. У ней, кажется, даже язык отнялся.

— Уходи! — прошипела она наконец. — И больше не смей появляться здесь!

Вот теперь я испугался не на шутку. Не приходить сюда я теперь уже не мог! Я чуть было не сказал: "Простите меня!" — но вспомнил, как она относится к этому слову.

— Я больше не буду так говорить! Я не буду спорить с вами! Честное слово!

— Что ты знаешь о честности слова, болтунишка! — сказала она с обычным презрением, но все же уже мягче и не так зло.

Я решил, что на сегодня достаточно и что нужно уходить, пока вконец не испортил с ней отношения.

— До свидания! — сказал я как можно вежливее. Сарма не ответила.

Спускаясь со скалы, я задержался на одном из ее уступов и долго просидел, глядя на байкальский простор, на уходящую к небу синеву и на уходящую в воду голубизну летнего байкальского неба.

Значит, когда-то здесь не было моря! Здесь была долина, где жили люди, цвели сады, паслись стада — и вот теперь здесь море, прекрасное, удивительное море, в названии своем сохранившее память о герое предания Долины Молодого Месяца! А здесь, в скале, последний князь чудесной страны, исчезнувшей под водой и не оставившей о себе никаких следов, кроме знакомых созвучий в названиях ветров, поселков, островов.

Но что проку думать о том, что свершилось бесповоротно! Нужно думать о том, что можно сделать и нужно ли что-то делать для узников Мертвой скалы!

Не доходя до крайнего дома поселка метров триста, я увидел мальчишек, сбившихся в круг чуть в стороне от дороги. Они что-то горячо обсуждали или спорили о чем-то. Я подошел к ним и из-за спины Валерки увидел, что Юрка раздвоенным концом палки прижал к земле голову громадной змеи. Змея всем туловищем извивалась на земле, колотила по палке, обвивала палку кольцами, но бессильна была вывернуться из Юркиной рогатки. Ребята расступились, чтобы я мог хорошо рассмотреть змею, я ведь еще никогда не видел такой большой змеи. Но, не имея желания подходить совсем близко, я предпочел ужасаться на расстоянии.