Игорь Ефимов - Обвиняемый

Студентка Дебора мягко отняла у профессора стаканчик, увела танцевать. На ней было полупрозрачное платье, украшенное множеством позвякивающих монет. Вместо маски – огромные розовые очки в форме птичьих крыльев.

– Боже, какие же мы тонюсенькие! – изумился Грегори вслух.

Девичья талия чутко поддавалась движениям его ладони, скользила в танце, горячела. Дебора пристроилась щекой на его плече, мурлыкала слова песни, перевирая их, сочиняя свое:

– О, как тонка она была, как эфемерна и легка, и он не знал, не знал, не знал, и все сомненью подвергал, и так дошел до отрицанья, и бал был кончен для нее, шестерка крыс катила тыкву, она исчезла на рассвете…

Рядом рыцарь в картонных доспехах с трудом перекатывал по залу огромный полотняный помидор. Две лисички, взявшись за руки, мели пол пышными хвостами. Пират с ятаганом крутил повизгивавшую монахиню, ее ряса вздувалась колоколом. Зеркальный шар под потолком осыпал танцующих снежно-световым бураном.

Грегори блаженствовал. Этот праздник, эта музыка, эта девушка-тростинка под его ладонью, эти блуждающие лучи прожекторов – все нанизывалось на струну счастья, протянувшуюся в его душе со дня водных процедур.

Она вернется, она вернется, она вернется…

Песня, молитва, заклинание, мольба?

Да, пойти с ним на маскарад она отказалась. Но это потому, что нога еще побаливает. Да и бабушке Лейде давно было обещано встречать Новый год вместе, всей семьей. У русских это святое, самый главный праздник, и пусть они там наговорятся всласть на родном языке. Зато с ним Оля согласилась полететь на три дня на Ямайку, и предвкушение этой поездки сияло впереди, как солнце на банановых листьях, как брызги, вылетающие из волн прибоя. Грегори знал – помнил – чудесный городок Порт-Мария на северном берегу острова, он побывал там с племянником Гвендолин в студенческие годы, они возвращались с пляжа, пропеченные и просоленные, и помогали сестре Гвендолин в ее лавке (плата – обед и ужин), которая была одновременно и почтовым отделением, а по вечерам превращалась в пивную, и Грегори стал знаменит на весь городок тем, что умел умножать в уме.?Грег, три коробки чая по два сорок два?? – кричала сестра от кассы, и Грегори, не переставая раскладывать на полках пачки мыла, кричал в ответ:?Семь двадцать шесть!? – и сестра показывала изумленному покупателю тот же результат на калькуляторе – тютелька в тютельку.

Музыка смолкла, толпа шатнулась к бару, потом – со стаканами и рюмками в руках – сгустилась вокруг телевизора в углу. Светящийся шар на Таймс-сквер медленно скользил вниз по огромному экрану.

– …Шесть! Пять! Четыре! Три! Два! Один! Ура-а-а-а!

Выпить и закусить поцелуем – какое прекрасное начало Нового года!

Язычок Деборы был вкусным и быстрым, но сама она как-то неожиданно выскользнула, исчезла, растворилась в толпе, оставив в его руках лишь звон монет.

Вместо нее появился трубочист в черном цилиндре и с медным шаром на цепочке, крепко взял под руку, отвел к столику, усадил. Грегори узнал профессора Страйса с кафедры лингвистики.

– Грег, только тебе, по секрету. Потрясающая книга на русском языке! Все доказано так, что сомнений не остается: Шекспир – никакой не Шекспир, а граф Ратфильд. Тот купец из Стретфорда-на-Эйвоне был просто совладельцем?Глобуса?, вкладывал деньги в спектакли как продюсер. Он и за границей никогда не бывал, и книг в доме не держал. А граф Ратфильд путешествовал по всей Европе, включая Италию, Данию, Венецию. Он просто не мог публиковать пьесы под своим именем, потому что знатному вельможе это не пристало. И с кем бы, ты думал, он учился в Вероне? В списках студентов того же года дотошный русский отыскал два имени: Розенкранц и Гильденстерн. Ну?! Это же сенсация! Я чего хочу: чтобы ты уговорил свою бывшую жену помочь мне перевести книгу на английский. Моего русского на это не хватит. Но издателя я найду, это точно. И гонорар – пополам. Что?.. Что ты бормочешь?..?Больше не бывшая? – что это значит? Да ты, видать, уже набрался… Ладно, позвоню завтра. Обсудим на свежую голову.

Трубочист исчез.

К столику приблизилась тирольская пастушка в маске, ведя за собой японского самурая.

– Профессор Скиллер…

Голос Марго на минуту смыл алкогольный туман, теплая волна узнавания плеснула близко у сердца. Но нет – нельзя, нельзя. Они договорились на людях ничем больше не выдавать себя: сослуживцы, ничего личного, едва знакомы. Однако накануне она звонила и подробно доложила все последние новости. Кажется, малоутешительные.